и искусства, дипломат обожал женщин. На берегах Босфора он встретил бывшую черкесскую рабыню по имени Беязгюль (Белая роза). Узнав об этой связи, голландское правительство отозвало посла в Амстердам. Калкун не получил повторного назначения в османскую столицу, хотя очень просил об этом. Дипломат не был женат и не имел детей – стамбульцы убеждены, что он хранил верность Белой розе. Беязгюль умерла от старости и горя прямо перед воротами Голландского дворца, где когда-то трудился Калкун. По слухам, с тех пор в здании передвигается мебель, а в коридорах и на лестницах раздаются шаги – это печальная Беязгюль ждет своего Корнелиса.

Наконец, третья мистическая постройка Стамбула – особняк Джемиля Моллы в Кузгунджуке, на европейском берегу Босфора – напротив дворца Чираган. Джемиль Молла, важный османский сановник, был сыном придворного поэта Сулеймана Джеладдина-бея. С детства приученный к роскоши, он вторым после султана провел в свою виллу телефон и центральное отопление. В его особняке собиралось высшее общество Стамбула – здесь проводили литературные вечера, играли на музыкальных инструментах и спорили о политике. Джемиль Молла не привык считать деньги – поэтому, когда назрел вопрос о свадьбе его дочери, счастливый отец заявил, что грандиозный праздник войдет в историю города. Время Османской империи истекало, финансовые дела подданных ухудшались – однако чиновник решил не скупиться и взял кредит в Оттоманском банке. Он думал, что легко погасит задолженность, но ошибся.

В 1938 году обедневший Джемиль Молла умер, и дом продали нуворишу Кахведжи Джемиль-бею. Спустя пару недель сын Джемиль-бея разбился в автомобильной аварии; вскоре за ним последовал отец. Безутешная вдова покинула проклятую виллу. С тех пор в особняке поселился призрак Джемиля Моллы: до 1980-х годов он отпугивал потенциальных покупателей.

В 1986 году турецкая компания «Mesa» приобрела особняк, дабы уничтожить это напоминание об османской эпохе и построить на его месте многоэтажный дом. Но вилла будто не хотела умирать – работы по сносу постоянно откладывались. Наконец в ситуацию вмешалось правительство: оно признало историческую ценность здания и провело масштабную реставрацию. Особняк был спасен. Сегодня он горделиво возвышается над Босфором – и, кажется, призрак первого владельца его больше не посещает.

Дома с привидениями, о которых шла речь, – не единственные в Стамбуле. Страшные истории рассказывают о виллах Сабанджи в Эмир-гане, Сурреэмини Хаджи Нури-бея и Исмаила-паши в Ускюдаре, Галиппаши в Гёзтепе, Тевфика Фикрета в Румелихисари и др. Каждый уцелевший османский особняк был свидетелем личных и семейных трагедий.

Рассказывая о Стамбуле, следует упомянуть дервишей – обязательных персонажей городской жизни, прославившихся благодаря притчам, слухам и анекдотам. Гамсун называет дервишей «магометанскими монахами». Подобно западным монахам, они делятся на ордена: есть пляшущие, воющие, плавающие, прыгающие дервиши. У каждого ордена свое «ремесло» – и, доходя в этом «ремесле» до безумной крайности, члены ордена надеются снискать милость Аллаха. Например, плавающие дервиши «плавают» на полу, пока не впадают в экстаз и не начинают биться в судорогах: в невменяемом состоянии они становятся ближе к Богу.

Дервиши жили в обителях (текке) либо бродяжничали, собирая подаяние. Они являлись приверженцами суфизма – направления ислама, основанного на аскетизме и мистике. Суфии стремились к непосредственному общению со Всевышним, что достигалось путем духовных практик (зикров). Единственной целью суфиев было познание Аллаха – оно считалось невозможным без нравственного очищения. Суть суфизма – единение со всем миром и с самим существованием, к которому нельзя подходить интеллектуально. Для суфия Бог находится повсюду именно как идея целостного существования.

Будучи школой самосовершенствования и внутреннего прозрения, суфизм отрицает рациональное познание. Рассуждая о его природе, персидский поэт-мистик XIII века Мавлана Джалал ад-Дин Мухаммад Руми говорил: «Что бы я ни произнес, описывая и объясняя Любовь, когда дело доходит до самой Любви, я стыжусь этих объяснений».

Беззаветная вера в Бога, которой учили суфии, во многом сформировала народную религию и в столице – великолепном Стамбуле, и в глухих деревнях Анатолии. Она давала людям силы противостоять жизненным невзгодам. По справедливому утверждению Нерваля, народ любил и всячески поддерживал дервишей. Их религиозный пыл, добродушие и легкость характера больше импонировали толпе, чем непреклонность имамов и мулл.

Османский Стамбул превратился в крупнейший на Ближнем Востоке центр суфизма. В городе процветали три суфийских ордена (тариката): Руфаи, Мевлеви и Бекташи. Обитель первых располагалась в Ускюдаре, обитель вторых – в Галате, обители третьих – в Топхане и Аксарае (там находилась византийская церковь Богородицы, которую в 1496 году по приказу османского полководца Юсуфа Фенари переделали в мечеть Фенари Иса и отдали суфиям). Дервиши каждого тариката по-своему выполняли зикр. Руфаи называли «воющими», мевлеви – «крутящимися», «вертящимися» или «вращающимися». Бекташи взяли на себя роль духовных наставников янычар.

Орден Руфаи стал последним тарикатом Османской империи. Чародей и фокусник Саид-Ахмад Руфаи основал его в 1812 году, история братства завершилась в 1925 году – спустя пару лет после провозглашения Турецкой Республики. Несмотря на недолгий век, руфаи запомнились западным путешественникам: для достижения религиозного экстаза дервиши громко распевали гимны, в итоге приходя в полнейшее исступление и срываясь на вой; также они наносили себе раны острыми предметами и даже лизали раскаленное железо.

Готье, посетивший текке в Ускюдаре, вспоминает, как постепенно дервишами овладел экстаз. Глаза их заблестели, на губах выступила эпилептическая пена, лица исказились и заблестели под струйками пота. При каждом завывании они валились наземь – и тут же поднимались, будто колосья в поле, подхваченные порывом ветра. Крики «Аллах, ху!» звучали с возрастающей силой. «Как от такого рева, не стихавшего в течение часа, у них не лопнула грудная клетка и кровь не хлынула из надорванных сосудов?» – вопрошает пораженный писатель. Другая часть зикра – мистический танец с копьями – также являла собой невообразимое зрелище: дервиши кидались на острие и катались по земле – израненные, задыхающиеся, истекающие кровью.

Выступления руфаи были зрелищными и опасными. Тарикат славился факирами, фокусниками, жонглерами ножами, огне– и шпагоглотателями. Европейцам подобные духовные практики казались дикими и омерзительными – но увидеть их воочию стоило. Гамсун пытался разглядеть в зикре Руфаи нечто большее, нежели странное представление для нескольких десятков зрителей. «Самоистязание воющих дервишей является тоже актом воли, только воли до крайности обостренной: их орден требует в жертву Богу проявление всякой утонченной стыдливости, его члены должны делать из себя посмешище, – отмечает Гамсун. – Все это могла создать только богатейшая, утонченнейшая фантазия Востока».

Вторым – и самым известным – суфийским орденом Стамбула и Османской империи был Мевлеви. Тарикат основали в XIII веке в Конье великий Руми и его сын Баха ад-Дин Мухаммад-и Валад (Султан Валад). Руми считал, что для достижения единства с Аллахом необходима практика ритуальных танцев; поэт и сам любил кружиться вокруг шеста, вкопанного посреди своей кельи. Он выразил квинтэссенцию суфийского братства в четверостишии:

Я вырос до небес, Тебя любя,

И счастлив – скоро дотянусь и до Тебя!

Болтают, что вокруг Тебя кружусь я…

Неправда! Я кружусь вокруг себя!

Зикр ордена Мевлеви преисполнен глубокого смысла: их танец – настоящая драма смерти и возрождения. Одеяние дервишей состоит из высоких шапок, длинных белых платьев с широкой юбкой и черной накидки, которую они сбрасывают в начале зикра. Шапка символизирует могильную плиту, белое платье – саван, а накидка – погребальные покровы.

Готье не ограничился посещением текке руфаи в Ускюдаре – он приехал в обитель мевлеви в Галате и подробно описал их пленительный танец. Один из дервишей поднял руки и начал медленно вертеться вокруг своей оси, бесшумно передвигая обнаженные ступни по паркету. Его юбка затрепетала, как птица перед взлетом. Вращение делалось всё быстрее, тонкая ткань, приподнятая и раздутая воздухом, закрутилась колоколом и обратилась в белый вихрь, поглотивший дервишей. Готье отмечает невероятное изящество и плавность движений суфиев, их легкость, неутомимость и удивительную слаженность. В зикре участвовали около 20 человек – но, кружась в вихре юбок, распускавшихся, словно гигантские цветы, они ни разу не столкнулись и не пропустили ни единого такта, отбиваемого барабанами.

Падишахи покровительствовали ордену Мевлеви. Шейх Эдебали – тесть основателя династии Османа, опоясавший его легендарным мечом и благословивший