Шрифт:
Закладка:
— Нюнчик, подштанники постирал?
Голос Северус узнал сразу. Преданный обожатель Поттера, Питер Петтигрю. Кипящий котел в душе как-то разом остыл, сделался ледяным колючим комом и мешал дышать.
— А Джим в Хогсмид пошел. С твоей Лили, между прочим.
Хвост говорил что-то еще, но в ушах оглушительно зашумела кровь. Учебники полетели на пол. Ледяной ком взорвался. Северус впервые испытал вдохновение ненависти: все звуки смолкли, пространство сузилось до пределов чужого ухмыляющегося рта, мозг заработал как никогда быстро и четко, интуиция взяла с места в карьер и, захватив власть над телом и сознанием, вытолкнула из пересохшего горла два слова единым воплем:
— Сектумсемпра!
Рука успела за языком, хлестнув воздух концом волшебной палочки.
В лицо Северусу брызнуло что-то теплое. Он машинально облизнул губы, почувствовал соль и металлический привкус.
Питер, странно скривившись, принялся шарить у себя на груди. На его мантии проступили темные пятна, с них закапало на пол красное. Капли превратились в тонкий ручеек. Питер вытаращил глаза, ставшие вдруг круглыми и бессмысленными, и сел на пол. Потом лег на бок, поджав колени. Под животом потихоньку натекала алая лужа.
— Ты... чего? — прохрипел Снейп, наклоняясь к лежащему. Питер дрожал, его круглая коротко стриженая голова мелко дергалась на полу. С губ вместо ответа потекла розоватая слюна.
Северус перевернул его на спину. Мантия промокла от плеч до бедер, кровь толчками выплескивалась из длинного узкого разреза, шедшего наискось через грудь и живот.
Ненависть схлынула так же внезапно, как и накатила, оставив страх и растерянность. Надо остановить кровь, перевязать рану... Северус попытался расстегнуть пуговицы на мантии, но ткань набухла, скользкие кругляши не лезли в петли, дрожащие, липкие от крови пальцы не слушались.
— Помоги... — простонал Питер.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Северус, но только эхо насмешливо пронеслось по пустому коридору. Из стены выглянула Плакса Миртл:
— Чего кричишь? Ой, ты убил его?!
— Зови мадам Помфри! Быстро!
Охая и причитая, привидение улетело в Больничное крыло. Коченея от предчувствия непоправимого, Северус содрал с себя мантию, скомкал и прижал к ране. "Убийца, я убийца", — металась в голове одна и та же мысль.
Вечность спустя прибежала Помфри. Оттолкнув его, склонилась над раной, повела над ней палочкой и что-то проговорила нараспев. Потом наколдовала носилки, переместила на них Петтигрю и, левитируя их в сторону лазарета, бросила на ходу:
— Он будет жить. Прибери тут, почистись и приходи ко мне. Есть о чем поговорить.
— За что ты его так? — вернувшуюся Миртл одолевало любопытство. — Из-за девочки, да? Ну скажи, из-за девочки?
Северус ее не слышал. Он смотрел на свои ладони, испачканные кровью другого человека. Вот этот человек насмехается над тобою, а вот уже валяется в красной луже. Сектумсемпра. Два слова из лексикона волшебниц-домохозяек, объединившись, превратились в смертельное оружие. Ты добился своего, Принц-полукровка. Ура науке вербалистике!
Желудок свело судорогой, и Северуса вырвало на свежеочищенный «Эванеско» пол.
* * *
— Знатно ты его располосовал, — Помфри энергично помешала в стакане с мутноватой жидкостью. — На, выпей, а то зеленый, как лягушка.
Зелье, вкус которого был незнаком Северусу, подействовало быстро и мягко. Он успокоился, желудок прекратил бунтовать, и больше не дрожали руки, на которых время от времени мерещились багровые разводы. Заметив, что ему полегчало, колдомедик продолжила расспросы. Не перебивая, выслушала длинный и сбивчивый рассказ о составлении нового заклинания.
— То есть как пустить другому кровь, ты знаешь. А как ее остановить? — Северус растерянно заморгал, а Помфри продолжала, и было видно, что она сердится: — Твое счастье, что Миртл меня застала. А случись такое где-нибудь в Хогсмиде, так Петтигрю — в могилу, а ты, дурень хвастливый,— в тюрьму. Потому что с ранами от таких заклинаний и в Мунго не всякий справится.
Она прервалась, чтобы намешать себе такого же зелья. Залпом выпила и продолжила:
— Не ты первый до Режущих заклинаний додумался. Кто и до каких именно — не спрашивай, все равно не скажу. Правда, те постарше были, а ты вот какой ранний. Ишь, волчонок... И не зыркай! Зыркает он, понимаешь... Так вот, запоминай или записывай: Вулнера Санентур. «Рана, залечись», проще говоря. Только этим заклинанием кровь и остановишь.
— Но Поттер ведь живой... Или он к вам приходил?
— Так Питер не первый?! — вскинулась Помфри. — Нет, парень, ты точно в рубашке родился. Его рана, наверное, неглубокая была?
— Ну да. И тогда еще у меня заклинание неполное было, из одного слова. Скажите, а вот это... м-м... Вулнера Санентур, правильно? Его тоже те придумали? Ну, которых вы называть не хотите?
— Его я придумала, — устало вздохнула Поппи. — После того, как у меня на глазах третий человек от потери крови умер. Я в Мунго тогда работала. Девчонка, второй год после магмеда... — пожилая целительница замолчала, погрузившись в какие-то свои воспоминания. Потом, словно очнувшись, потерла лоб: — Ну, все хорошо, что хорошо кончается. Петтигрю завтра будет как огурчик, а ты, вижу, уже в норме. Послезавтра домой, да? Вот уж отдохну от вас, охламонов. Все, иди... Хотя постой. Не мое дело тебе мораль читать, Северус, но ты не забывай про то, как в чужой крови барахтался там, в коридоре. Такие вещи очень полезно помнить, особенно таким, как ты.
Усталое лицо хозяйки Больничного крыла из далекого 1975-го таяло, растворялось в мутном стекле дверцы книжного шкафа. Сколько времени прошло? Двадцать лет — или двадцать минут большой перемены? Прозвенел звонок, в класс сунулась чья-то кудрявая голова, увидела слизеринского декана, охнула и убралась, плотно притворив дверь.
Декан вздохнул, ликвидировал трещину в стекле и побрел к выходу. Учебник Принца-полукровки с дополненным заклинанием от врагов, заклинанием тишины и чем-то там еще, что придумывалось тогда чуть ли не на ходу — где
