он убьет меня. Как это поможет ему справиться с Волдемортом? Никак. Или гениальный, по вашему мнению, замысел Дамблдора состоит в том, что я должен прилюдно покаяться перед Поттером, тот меня великодушно простит, и мы плечом к плечу двинемся на Волдеморта? Увольте, предпочитаю «Аваду».

— Быть может, Дамблдор еще не все рассказал тебе? Он не из тех, кто раскрывает свои планы сразу.

— В отношении Волдеморта его планы вполне ясны для меня. Другое дело Поттер...

Последнюю неделю Дамблдор тщательно уклонялся от любых разговоров об Избранном. В беседах с глазу на глаз он желал обсуждать только Драко, его будущее и судьбу школы, которая скоро перейдет в руки Снейпа. Зелье для замедления «Проклятия Слизерина» часто оставалось стоять нетронутым в кабинете за каменной горгульей; близость смерти, казалось, ничуть не беспокоила Дамблдора, он с утра до вечера пропадал где-то, а в редкие минуты встреч выглядел утомленным и подавленным. Северус, не выдержав навязанной роли палача по вызову, попробовал взбунтоваться, но директор напомнил тихо и просто: «Вы дали мне слово». И хотя этого было достаточно, чтобы бунт угас, тот же усталый голос попросил набраться терпения до ближайшей ночи, когда все вопросы получат ответы. Слизеринский призрак не мог присутствовать при разговоре, состоявшемся в лесу, но со своей обычной проницательностью предсказал намерения директора. Школьный колокол прозвонил к ужину, значит, скоро недоумение декана должно разъясниться.

* * *

Поднявшись к директору, он начал с выговора.

— Вы напоминаете мне Люпина, Альбус: за тем тоже приходилось гоняться, чтобы заставить принять лекарство. Вот, пейте, не то я окончательно потеряю терпение и прикончу вас до срока.

Дамблдор слабо улыбнулся, принял из его рук кубок с зельем, осушил в несколько глотков и демонстративно перевернул донцем кверху.

— Я действительно увлекся своими изысканиями и упустил из виду, что могу отправиться к праотцам раньше, чем задумал. Спасибо, что вовремя останавливаете меня.

У него по-прежнему был изможденный вид, но подавленность исчезла, словно он достиг, чего хотел, и принял некое безрадостное, но окончательное решение.

— Итак, я обещал рассказать вам главное, — с этими словами он встал и подошел к нише, где светился Омут Памяти. — Но прежде хочу поделиться воспоминаниями о недавних встречах с двумя волшебниками. Второй должен быть вам хорошо известен — это Николя Фламель, мой друг и учитель. Что касается первого... — Дамблдор поморщился, точно проглотил что-то несъедобное. — Знаете, побережье Эгейского моря в Греции — райский уголок: тепло, чистое море, прекрасный воздух, свежие фрукты. Возможно, потому он до сих пор не только не рассыпался, но и вполне бодр. Живчик-весельчак...

— Вы о ком?

— Думаю, вы о нем наслышаны, если так много знаете о хоркруксах. Мне удалось разыскать Герпия Злостного — да, того самого. Болтливый старикашка, но между прочим говорил и дельные вещи.

Снейп подумал, что ему еще не доводилось пользоваться Омутом для такой цели. Не задавая больше никаких вопросов, он склонился над чашей.

* * *

— Регулярные морские ванны — залог долголетия! — жизнерадостно продребезжал над ухом чей-то голос. — Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья![1].

Северус протер заслезившиеся от яркого света глаза и разглядел говорящего: низенький плотный старик — смуглый, морщинистый и лысый, как колено. Энергично рассекая волны упитанным пузцом, он выдвигался из прозрачной голубой воды на берег и обращался к Дамблдору, стоящему на мокрой от прибоя мелкой гальке. Директора окружала чуть заметная дымка — Охлаждающие чары.

— Герпий, пожалуйста, у меня мало времени...

— Зато у меня его предостаточно! — захохотал дед и показался целиком. Купался он нагишом и, выйдя на берег, принялся деловито вытирать полотенцем свои причиндалы. Дамблдор отвернулся.

— От купания аппетит улучшается, — вытершись, Герпий влез в длинный белый балахон с золотой вышивкой по подолу и сунул ноги в кожаные шлепанцы. — А ты не суетись... как бишь тебя? Альбус? Не мельтеши. Сядем сейчас, покушаем, тогда и поговорим. Вас таких легионы приходило, что же, мне из-за каждого привычки менять?

Он щелкнул пальцами, и прямо из-под его ног развернулась выложенная разноцветной плиткой дорожка. Она вела к ажурной беседке, укрытой в густой тени высоких деревьев, растущих неподалеку. Волшебники двинулись туда, Северус пошел следом.

— Сколько их тут перебывало — философов всяких-разных, сочинителей, героев... Тарахтят, что твои попугаи: «Ты так долго живешь, Герпий, скажи, в чем смысл жизни?», «Как стать бессмертным, Герпий?», «Что есть счастье, Герпий?»

— И в чем же, по-вашему, заключается счастье? — поинтересовался Дамбдор.

— Вот и вот, — Герпий похлопал себя по животу и ниже. — Двадцатую сотню разменял, а у меня стоит, как у молодого. Зубы все на месте и целые, желудок работает, пожрал — облегчился. Как по мне, так это самое что ни на есть счастье. А разные высокие материи, благоденствие человечества, самосовершенствование, воспарения духа — выдумки скопцов и золотушных доходяг. — Он хитро посмотрел на спутника: — Чего не спрашиваешь, как сделаться бессмертным? Это простецам мудрёно, а чародеям вроде нас с тобой — запросто.

— Спасибо, но вопрос бессмертия меня интересует меньше всего.

Они вошли в беседку, где на полу был расстелен толстый ковер, там и сям лежали пухлые подушки, а в центре красовался широкий приземистый столик, уставленный разнообразными яствами.

— Булочка моя, ты мне сыграешь? — позвал Герпий. Тотчас же из-за резной стены беседки появилась миловидная белокурая девушка, одетая в легкую разлетайку, небрежно схваченную на бедрах тонким пояском. Сквозь полупрозрачную ткань розовело тугое юное тело. В руках девушка держала небольшую золоченую арфу.

Старик устроился на подушках, с недоумением посмотрел на Дамблдора, остановившегося на пороге.

— Опять забыл, как тебя зовут... Ну, неважно. Садись, угощайся. Булочка, сладкая моя, иди ко мне.

Не поднимая глаз, с ничего не выражающим лицом та подошла и опустилась на колени. Герпий по-хозяйски облапил ее за талию, притянул к себе и поцеловал в губы.

— Теперь ступай в свой уголок и там играй, но негромко. Поняла?

Не проронив ни слова, девушка отошла.

— Она немая? — сочувственно спросил Дамблдор.

— Нет, — осклабился Герпий. — Всего лишь смертная, и хорошо знает, что меня не следует огорчать. И родители ее это тоже знают.

—