Шрифт:
Закладка:
– Ага, как на духу.
– Класс. – Ромал прошел в комнату, но потом остановился.
Он не привык, чтобы кто-то интересовался его самочувствием. Это сбивало с толку. К чему такие тупые нежности? Они, что ли, подружки? Будут плакаться друг другу в жилетку? И тем не менее Костя уже не знал, где черное и где белое, он запутался. Этот бесящий кучерявый блондин общался с ним гораздо больше, чем отец или двоюродные братья. Идиотская ситуация. Он нехотя обернулся к Арту и выпалил:
– Я разберусь. Больше ты подобного не увидишь, лады?
Арт удивился. Неужели ему удалось достучаться до Константина Ромала?
– Лады, – улыбнулся он и со стуком захлопнул дверь.
Глава восьмая
Кингисепп
Евгений Игнатьев вернул Маше дневник уже на следующий день, и, несмотря на то что субботнее утро выдалось довольно холодным, девушка пришла к парням в общежитие и постучалась в сто вторую комнату. Она долго благодарила ребят, хотя Артур божился, что они и пальцем не пошевелили.
– Это наши знакомые, – все повторял он.
– Те самые, о которых мы рассказывали тебе в столовой, – добавлял Костя.
Маша была умна. Вряд ли она им поверила, но ничего не сказала. Протянула белый конверт и попросила передать его «помощникам». В конверте лежала тысяча. Идиотская и странная ситуация, в которой ни Арт, ни Костя, ни Даниил не знали, как себя вести, но все же деньги они забрали. Положили к тысяче от Оли.
Сайт «животных» получился мрачным и стильным, в красных и черных тонах. Даня просидел над ним полночи после возвращения с миссии, а потом все утро продремал. Где-то к двенадцати он очнулся и вспомнил, что им пора собираться в Кингисепп.
– Мне Алина написала, что визитки готовы, – неожиданно сообщил Селиверстов.
– Уже? – удивился Костя. Он сонно повернулся к другу: – Когда она успела?
– Алина одержимая, может всю ночь проработать… прямо как этот, – Артур махнул рукой на Волкова и по-доброму усмехнулся. – Давайте сначала заедем за визитками. Мой дом в нескольких кварталах от вокзала, доберемся минут за десять. Как думаете?
– Почему бы и нет?
– А ты, Дань?
– Главное, успеть на автобус.
– Успеем. Не кипешуй. А вы чего такие кислые? Сегодня же суббота, боже, я обожаю субботы. Больше чем воскресенья и пятницы. Больше чем все остальные дни.
Артур все болтал и болтал, застилая кровать, а Костя сел за стол и опустил голову на руки. Он не мог заснуть целую ночь, но, только если Даниил работал, Костю не отпускали мысли о внезапных провалах в памяти. Вдруг это что-то серьезное? Хотя наивно было бы даже предполагать обратное. Уже третий раз Ромал выключался и приходил в себя, совершив нечто плохое и опасное. Агрессивное, если выражаться точнее. Вспышки гнева, неконтролируемая ярость, эпилептоидная психопатия. Костя знал все эти термины и прокручивал их в голове, полночи глядя в черный потолок. Он не считал себя психом, но готов был признать, что сбой происходил на неврологическом уровне, в башке, в эмоциях. Исчезал контроль над ситуацией и включалась механическая защита. Сам он защищался физически, а мозг – ментально, и потому, когда Костя заносил кулак, голова отключалась, чтобы не фиксировать приступы агрессии. Едва за окном появились первые солнечные лучи, Константин пришел к выводу, что его организм, по всей видимости, пребывал в депрессии. Глупость, конечно, потому что смотреть сопливые фильмы, напиваться и жаловаться знакомым он не собирался, и все же, судя по многим признакам, Ромал находился на грани нервного срыва. Его преследовали частые головные боли, постоянная утомляемость, напряжение и чувство… отвратное чувство вины. Он ведь бросил маму, уехал, он думал о ней постоянно, все время хотел ей позвонить, но сдерживался и переживал еще сильней.
Отстой, одним словом.
Где же выход из такого идиотского состояния? В учебниках советуют обратиться к специалисту, но Костя не собирался изливать душу перед каким-нибудь мозгоправом в белом халате. На самом деле все просто. Есть проблема – взгляни ей в лицо. На этом ведь построены миллиарды психологических практик во всем мире! Правда… мужика-гения[21], который предложил усиливать человеческую паранойю, чтобы в конечном счете от нее избавиться, приговорили к казни. Плохо, что только сейчас до ученых дошло, как важно, чтобы человек смотрел в лицо своим страхам, – ведь людей пугает неизвестность, а когда у них формируется картина происходящего – и почва под ногами появляется, и решение.
Так в чем состоял страх Кости? Хотя правильней было бы спросить «в ком?»…
– Эй! – внезапно воскликнул Арт и подскочил к Ромалу. Тот порывисто выпрямился и недовольно покосился на блондина. – Ты уснул, что ли? Нам пора собираться.
– Я задумался.
– Поделишься?
Костя поднялся из-за стола и с невинным видом размял спину. Будто бы его ничего не беспокоило. Будто бы он думал о новых кроссовках, а не о психическом расстройстве.
– Нечем делиться.
– Кто бы сомневался.
Семья Селиверстовых жила в уютном двухэтажном доме с пепельно-черной крышей и бежевыми стенами; с широкими роскошными окнами, красивым крылечком, с цветами по обе стороны каменной дорожки и подстриженными пихтами. Добираться до дома Арта пришлось больше часа: минут сорок на метро, а потом пешком топать, потому что автобусы туда не ходили. Видимо, в этом престижном районе у людей не было ни желания, ни необходимости добираться до центра через подземку – они ездили туда на своих автомобилях или заказывали такси. Ни Костя, ни Даниил никогда не бывали в подобных местах. В то время как Артур лихо, с довольным видом шагал по идеально ровному тротуару, они молча плелись следом и озирались по сторонам в поисках чего-то приземленного и привычного, но видели только помпезные особняки. Коттедж Селиверстовых, на удивление, отличался ото всех соседних домов. Он выглядел аккуратным и маленьким, в сравнении-то с остальными гигантами в пять, а то и шесть ярусов. Кто жил в этой части Санкт-Петербурга, Костя не знал. Впрочем, местные обитатели тоже вряд ли подозревали о существовании того пригорода Питера, где жил Костя.
– Родителей дома нет, – невзначай бросил Артур, – папа сейчас работает постоянно, дело ведет важное, а у мамы дела за городом. Наверняка опять поехала на этот дурацкий цветочный рынок.
– Цветочный рынок? – недоуменно переспросил Костя, когда они подходили к дому Селиверстова.
Он впервые видел так близко позолоченные оконные рамы. Это же краска?
– Мама