иначе мы вообще не начали бы общаться, – усмехнулся Ромал.

Неожиданно двери спортивного комплекса распахнулись, на улицу огромной толпой выкатились десятки спортсменов, и парни одновременно натянули маски. Артур прижался спиной к холодной стене и потащил за собой Даню. Ромал выглянул из-за угла. Он знал: со спортсменами сложнее всего. Они выносливые, горделивые. А еще они ходят группами. С Игнатьевым нужно было поговорить с глазу на глаз. И не потому, что Ромал боялся толпы качков – а стоило бы, пусть с инстинктом самосохранения у Кости безумные проблемы, – а из-за того, что перед друзьями Игнатьев стал бы выделываться и из кожи вон лезть, лишь бы выглядеть классно. А в одиночку особо не повыпендриваешься. Да и смысл, если никто не увидит? Игнатьева нужно было выследить и отвлечь. К счастью, для этого не нужно было защищать диссертацию или покорять космос. Евгения отличали напыщенное высокомерие и самовлюбленность. Восторг прихлебателей взрастил в нем ощущение собственной неприкосновенности, ему казалось, что даже капли дождя не осмелятся упасть ему на голову, но это ощущение было ошибочным. Самоуверенность до добра никого не доводит.

– За мной, – отрезал Костя и не спеша двинулся по переулку.

Раз шаг. Два шаг. Жертва все ближе. В темноте сумерек едва различался контур плеч Игнатьева. Раз лужа. Два лужа. Евгений беспечно шагал по ним, переговариваясь с друзьями, и не подозревал, что прямо сейчас за ним следят внимательные глаза чужаков. Раз – сигарета. Два – щелчок зажигалки. Белый дым плавал перед его лицом, залезал в капюшон, под которым скрывалась наглая ухмылка, и рисовал узоры в прохладном воздухе. Питерские невысокие постройки отражались в блестящем асфальте и завлекали в лабиринты, улочки, закоулки. Раз тень. Два тень. Третья – уже совсем близко. Игнатьев притормозил, чтобы отбросить в урну окурок, но промахнулся. Его губы вновь тронула ухмылка, и на мгновение он застыл перед темным переулком с мусорными баками.

– Сигаретки не найдется? – послышался за спиной низкий голос.

– Найдется, – не оборачиваясь, ответил Игнатьев.

Его трудно напугать, ему ничего не страшно, у него все под контролем. Он потянулся за пачкой сигарет… и неожиданно его резко толкнули вглубь переулка. Он ничего не понял. Открыл было рот, но его тут же зажала рука в кожаной перчатке. Но он ведь сильный. Евгений замахнулся для удара и тут же согнулся от боли сначала в животе, потом – в плече. Со всех сторон на него посыпались нещадные грубые толчки. А когда он открыл глаза и увидел нелепицу – людей с головами животных, – то совершенно растерялся. Маски закружились, и ноги Евгения начали заплетаться.

– Какого хрена! – зарычал он и отлетел к стене от жесткого удара по челюсти. Перед глазами больше не мелькали маски. Теперь там мельтешили черные точки. Сумка упала на асфальт, прямо в лужу, а спина съехала по кирпичам, как по горке. – Что за… дерьмо, что за дерьмо, что за…

Костя распахнул куртку спортсмена, достал пачку сигарет и отрезал:

– Спасибо.

– Да берите и валите на хрен! – сиплым голосом выкрикнул Игнатьев. Тряхнул головой и попытался встать, но потом понял, что его окружили три незнакомца в черной одежде. И в детских пластмассовых масках. Испуг превратился в шок. Шок – в злость. Игнатьев свел брови и остервенело выплюнул: – Кто вы такие, мать вашу?

С неба начал накрапывать дождь.

Костя осмотрелся, подошел к мусорному баку и вытащил оттуда металлический прут. Его губы тронула ухмылка, скрытая от окружающих, а черные глаза сузились. Неожиданно с улицы послышались мужские голоса: кто-то искал Игнатьева. Ромал, крадучись, подошел к Евгению и прижал палец к пластмассовым клыкам летучей мыши.

– Не надо, – посоветовал он.

– Какого хрена я…

Ромал замахнулся, в небе сверкнула молния, а Даня содрогнулся всем телом и до боли сжал кулаки. Он ждал, что Костя ударит, но…

– Подожди, я не… подожди! – затараторил Игнатьев, вытянув перед собой руки, и Костя замер.

Артур подошел к Ромалу и похлопал его по плечу, а потом присел на корточки перед Игнатьевым и невзначай смахнул со своей маски капли воды, будто капли пота.

– Что за херня? – проскрипел Евгений.

Его взгляд метался от одного противника к другому.

– Прости моего друга.

– Твоего друга?

– Ему по кайфу кровь, торчащие кости.

– Вы чокнутые ублюдки, мать вашу, чокнутые ублюдки!

– Почему сразу «мы»? – не понял Селиверстов. Из-за маски его голос слегка искажался и звучал неестественно. – Это ему кровь нравится, а мне нравится общаться. Я ведь пытаюсь общаться, улавливаешь? Я за толерантность, гуманизм и прочую ерунду.

– Да пошел ты, – рыкнул Игнатьев, выгнувшись вперед, словно дикий пес, – иметь я хотел твою толерантность и твой гуманизм, и тебя на хрен, услышал? Тупая тварина, тебе валить пора, давай вали! Иначе я засуну тебе кишки в задницу, ублюдок, запихну их по…

Артур резко поднялся на ноги и взмахнул руками:

– Разговор не задался. – Игнатьев тут же замолчал. В переулке повисло напряженное молчание, и даже молнии беззвучно вспыхнули на небе. – Ну что поделать? Он твой.

Ромал усмехнулся, вновь шагнул вперед и завел за спину металлический прут, как будто собирался отбить крученый мяч на бейсбольном поле, а Игнатьев в ужасе округлил глаза и подорвался с асфальта.

– Стой-стой! – забормотал он. – Что значит «твой»? Я, блин, молчу, ребята, я слушаю вас, ладно? Я просто не понял сразу, кто вы и что хотите, но раз надо поговорить – ладно, все, я тут, я слушаю. Чего вы привязались? Вам деньги нужны?

– Не помешали бы, – со свистом опустив прут, бросил Костя.

– Так я достану. Ребят, вы только скажите, сколько надо, я найду.

– Да мы не настаиваем.

– Но я отыщу, чисто как своим.

– Слово даешь? – издеваясь, поинтересовался Селиверстов.

– Да я… – Игнатьев порывисто смахнул капли дождя с лица. Он был настолько высоким, что его тень почти доставала до крыши советской многоэтажки. Темные волосы намокли, пиявками прилипли к лицу, а руки дрожали, но не от холода. Этот громила дико боялся, пусть и пытался не подавать виду. – Если проблема в деньгах…

– Не в деньгах.

– А в чем тогда, мать вашу?

– Мать мою приплетаешь?

– Нет, я не… – Евгений растерянно помотал головой. – Я не хотел, я так сказал… к слову пришлось, ты не подумай, просто вырвалось! Парни, просто вырвалось!

– Ты забрал дневник Маши Давыдовой, – неожиданно воскликнул Даня и подошел к Артуру.

Ему надоело наблюдать, как ребята издеваются над футболистом, как тот дрожит и жмурится от ужаса.

– Давыдовой?

– Верни ей дневник, и все закончится.

– Возможно, – с нажимом добавил Костя и взмахнул прутом. Ржавый острый