Шрифт:
Закладка:
Коронационная процессия, которую мы вместе с многими приглашенными гостями наблюдали из посольства и которая двигалась от Букингемского дворца к Мэлл-стрит, была грандиозным спектаклем. Еще великолепнее была коронация в Вестминстерском аббатстве, где рядом с главами делегаций привилегированные места занимали и мы, дипломаты. Когда под мощные звуки органа королевская чета, сопровождаемая прелестной герцогиней Норткумберлендской и обеими малышками-принцессами, подошла к алтарю, где ее ожидал для возложения короны архиепископ Кентерберийский, всех присутствующих охватило глубокое волнение. Я видел, как на глазах сидевшего напротив меня министра иностранных дел Идена показались слезы. Перед алтарем выстроились паладины империи в своих пурпурных и украшенных соболями мантиях и коронах, по величине и форме которых можно было определить их ранг. Все это в целом являло импозантную картину могущества и традиции и как-то странно не соответствовало обычно столь трезвой лондонской будничной повседневности! Этот контраст стал еще нагляднее к концу празднества, когда начался проливной дождь н аристократическая элита Британской империи внезапно снова превратилась в скромных «деловых людей», которые со своими сложенными пурпурными мантиями под мышкой, в уличных костюмах бросились к автомашинам или же, раскрыв зонты, пешком отправились восвояси.
В качестве представителя фюрера на коронацию был прислан фельдмаршал фон Бломберг, он жил у нас в посольстве.
И здесь тоже сыграла свою роль досадная история с Испанией. Первоначально мы ожидали прибытия на коронацию имперского министра иностранных дел фон Нейрата или же рейхсмаршала Геринга. Но Гитлер из-за эпизода с «Лейпцигом» и инцидентов с Альмерикой от того воздержался. На его решение, очевидно, оказал влияние и неудачный ход переговоров о воздушном налете. Поэтому он послал фельдмаршала Бломберга, имевшего такой же чин, как и французский представитель на коронации генерал Гамелен.
За оба дня коронации я дал в честь Бломберга два завтрака: первый — с уходящим премьер-министром Болдуином (его кабинет подал в отставку), архиепископом Кентерберийским, министром иностранных дел и несколькими другими членами правительства, а второй — с мистером Невиллом Чемберленом и отдельными членами нового кабинета. Мне было важно, чтобы Бломберг установил контакт с этими влиятельными в британской политике лицами и смог доложить об этом Гитлеру.
В лице архиепископа Кентерберийского, д-ра Ланга, Бломберг познакомился с особенно влиятельным в Англии человеком. Я неоднократно встречался с д-ром Лангом в Лембетском дворце, традиционной резиденции архиепископов Кентерберийских, этих высших князей англиканской церкви, будь то встреча для обмена мнениями или же приглашение на ланч или чай. Архиепископ был человеком очень умным, сановником церкви и государственным мужем в одно и то же время.
Беседы с ним углубили мое представление о политическом значении церкви в Англии, которая, далеко выходя за рамки лишь заботы о спасении душ паствы, является одним из политических краеугольных камней Британской империи. Мы вели много бесед и об отношениях с церквами в Германии, и я (несмотря на известные разногласия в евангелической церкви) старался посредничать в установлении между ними дальнейших связей. У меня уже давно имелись контакты с епископом Чичестерским, который в первую очередь занимался германскими проблемами, и мы еще во время войны пытались через Швецию установить контакт с этими кругами.
На период моей деятельности в качестве посла в Лондоне приходится и заключение так называемого Антикоминтерновского пакта с Японией, на подписание которого я в ноябре 1936 г. летал в Берлин. Годом позже, в ноябре 1937 г., к этому пакту присоединилась и Италия. Формально не закрепленная связь Германии, Японии и Италии существовала уже довольно длительное время. Адольф Гитлер рассматривал противоречие между национал-социализмом и коммунизмом как один из решающих факторов своей политики. Поэтому следовало проверить, каким способом можно найти путь к тому, чтобы привлечь и другие страны к противодействию коммунистическим стремлениям. Таким образом, речь шла о вопросе мировоззрения{17}.
Еще несколькими годами ранее Адольф Гитлер говорил со мной о том, нельзя ли в какой-либо форме завязать с Японией более тесные отношения. Я отвечал ему, что у меня самого есть кое-какие связи с японцами и что я установлю с ними необходимый контакт. При этом выявилось, что японское правительство занимает такую же антикоммунистическую позицию, как и германское. Из этих бесед, имевших место в 1934–1935 гг., выкристаллизовалась идея сделать одинаково направленные стремления предметом переговоров.
Один из моих сотрудников, господин фон Раумер, сформулировал затем эту идею как заключение Антикоминтерновского пакта. Я доложил тогда (еще до моего отъезда в Лондон) этот план Гитлеру, который с ним согласился. Фюрер пожелал, чтобы подготовка к осуществлению данного плана велась не по линии германской официальной политики, поскольку здесь речь идет о мировоззренческом вопросе. Поэтому он поручил мне подготовить указанный пакт, который и был в 1936 г. заключен при посредничестве Бюро Риббентропа. По этим причинам под договором стоят и моя подпись. Смыслом и целью пакта были совместные меры по отражению коммунизма. Пакт должен был воспрепятствовать разлагающим стремлениям Коминтерна в разных странах. Это недвусмысленно вытекает из преамбулы соглашения с Италией, в которой говорится:
«Исходя из того что Коммунистический Интернационал постоянно угрожает цивилизованному миру на Востоке и Западе, нарушает и разрушает их мирное состояние и их строй; будучи убежденной, что только тесное сотрудничество всех заинтересованных в сохранении мира и порядка государств может уменьшить и устранить эту опасность; принимая во внимание то, что она с несгибаемой решимостью борется против указанной опасности и готова рука об руку с Германией и Японией, которые, со своей стороны, вдохновляются таким же стремлением, дать отпор Коммунистическому Интернационалу и бороться против общего врага, Италия присоединяется к соглашению против Коммунистического Интернационала, заключенному 25 ноября 1936 г. между Германией и Японией».
Пакт возник из сознания, что только созданный на длительный срок общий оборонительный фронт всех здоровых государств мог положить конец угрожающей всему миру опасности. Поэтому я выражал тогда надежду на то, что остальные культурные государства тоже осознают необходимость своего объединения против деятельности Коммунистического Интернационала и пожелают присоединиться к данному соглашению. Эта надежда оправдалась хотя бы потому, что вскоре к соглашению присоединилась на основании своего опыта Гражданской войны Испания, а затем с течением времени и еще семь других государств.
На Нюрнбергском процессе эти не имевшие жесткой формы связи по Антикомиитерновскому пакту изображались таким образом, будто я сплочением так называемых держав оси вместе с
