трубы будут ломаться. Но сейчас стоит надёжно. К тому же элементаль воды отвёл грунтовые воды, а плотность стенок плюс вентиляция были должны исключать влияние горных газов, многие из которых смертельно опасны.

Туннели были геометричны, ровными как струна или с плавными изгибами, которые могли тянуться на километры. Единственное, чего тут не было, это света.

Освещение нам давал штатный фонарь мотоцикла. Свет неяркий, но мне хватало, к тому же он охватывал и рисунок горной породы, который не сказать, чтобы играл всеми цветами радуги, всё же превалировали бурые, блестящие бледно-белые или, наоборот, зеленоватые породы, указывающие на близость медных залежей.

Медь меня не интересовала, а вот рисунком я любовался, а когда Кабыр проснулся, то тоже присоединился к этому созерцанию внутреннего мира гор. Над нами были буквально километры скальной породы, а мы двигались с роскошной скоростью по каганату.

Пока туннели пусты и в них никого не было, я мог гнать на высокой скорости и не бояться, что устрою ДТП.

— Природа прекрасна.

— Не похожи они, в смысле туннели, на явление природы, — равнодушно констатировал он.

— Да кто его знает, откуда они.

— Ну, конечно, — тут в его тоне проскочил сарказм. — А откуда тогда карта туннелей?

— А ты откуда про карту знаешь?

— Я — инструктор де Жерса по вопросам, как он это сказал… диверсионной тактики и модели поведения противника.

— Проще говоря, ты знаешь, как себя будут вести ногайцы?

— Ну, примерно представляю. Они ищут кагана, прочёсывают долины. Степнякам в долинах, даже если те очень большие, неуютно. Они понимают, что их там могут зажать.

— А как они представляют себе ход войны? Тактика у них какая?

— Кто их знает, я же хакас, а не ногаец, — Кабыр придерживал рукой винтовку, но развёл руками. — У них же там был родственник Юбы?

— Был да сплыл. Ты его застрелил. Ну или под пулемётами пал.

— Не ощущаю своей вины, это же война. Короче, они бы Юбу прибили, а родственника посадили на трон, а тех, кто был бы против, подвесили на берёзку головой вниз. Вот и вся война.

— А теперь?

— А теперь в войске поселился бардак, они ищут, кого бы пограбить.

— Алтайцы и чалдоны попрятались.

— А ногайцы их ищут. Кошки-мышки.

— Мда…

Мы притормозили перед развилкой, затем я вообще остановился, сверился с картой, повернул налево. По моим данным, то есть исходя из слов Шпренгера и карты, Юба должен быть на севере, а не в центре каганата, где его ищут силы вторжения. Впрочем, Фёдор считал, что пока ногайцы бесцельно шастают по равнинам и долинам, англичане взялись за дело с системным подходом, он видел их лагерь ближе к северным границам.

Постепенно я снова набрал скорость.

Юба не щепетилен к границам, когда речь идёт о его собственной жизни, и границы собственного каганата пересёк, совершая тактическое отступление, тем более с ним дядя Миша, он наверняка шепнул старому степняку, что никто ругаться не будет и что он, Юба, вообще теперь вроде как союзник, так что можно.

Кабыр, даром что новичок в подгорных путях, понюхал воздух с подозрением.

— Тут недалеко выход на поверхность? — спросил он.

Я притормозил и, удерживая руль одной рукой, посмотрел на свою карту.

— Фига себе недалеко, километра три, не меньше, потом развилка и путь наверх. То есть сами по себе туннели почти не имеют наклонов, а выходят на поверхность там, где местность имеет низины. Но при этом э… создатель туннелей всё организовал так, чтобы туннели не могло затопить.

— Там на выходе есть озеро, им пахнет.

— Да, — глядя на карту, я подтвердил его ощущения.

— А ещё там не местные жгут костры при помощи нефтепродуктов. Ну или кто-то бродит по туннелям с факелами, воняет деревом и минеральным маслом.

— Знаешь, есть такое выражение, у нас тут друзей нет. То есть, если ты прав…

— Я прав. Не насчёт причин, но запахи я чувствую безошибочно.

— Кабыр Онаакович… Не кипятись, в ком, в ком, а в тебе я никогда не сомневаюсь.

Я сбросил скорость, поискал в сумке.

— Ага, вот оно. Московская штука, там и купил.

Выключив свет фонаря (Кабыр заворчал), я с сожалением констатировал, что в волшебных очках ни черта не видно. Вот ведь фигня, а в столице работало. Почему так, почему в полной тьме не работает? Может оно не магическое виденье, а усиление уровня световосприятия?

Очки, впрочем, я не стал совсем убирать.

Теперь после информации о том, что в туннелях кто-то есть, я уже не гнал так бодро и весело.

Впрочем, звук работающего двигателя никак не спрячешь, так что вариантов нет, надо переть вперёд.

До развилки, откуда был поворот на поверхность, было не так уж и далеко, я докатился, так что в свете фары появился тёмный провал справа.

Остановился, вылез и высунулся.

Ну, хвала научно-магическому прогрессу, артефактные очки для ночной охоты, всё же работали, правда, был виден только туннель, в этот раз короткий участок, не более четырехсот метров и выход на поверхность. Но просвет не показался мне сквозным, как будто что-то мешало.

— Кабыр, а посмотри ты, мне тут кажется, что в туннеле словно кто-то есть? Не разберу.

Он осторожно взял и надел очки, выглянул за поворот.

— Не кто-то, а одиннадцать… как там говорил де Жерс, гренадёров?

— Ничего себе, точность идентификации.

— А кто? Местные так себя не ведут, степняки выглядят иначе, одежда явно европейская, и если тут нет гвардии бундесвера, или какой-нибудь роты чешского спецназа, — блеснул дедукцией хакасский Шерлок Холмс, — то они, британские вояки.

— А можешь их… По идее, в туннеле решает точность. Можешь их завалить?

— Кровожадный ты, Аркадий Ефимович. Сейчас продемонстрирую.

Кабыр выполз на ровный участок туннеля на перекрёстке и для начала долго молчал и смотрел. Очки мои магические он снял, протёр глаза, достал СВД, снова задумался.

По идее охотник в лесу не суетится. Да и вообще, спешка — это совсем не стиль Кабыра.

Тут оно как. Если я чего умею, то вмешиваюсь, участвую, могу даже лезть вперёд. А если не умею, то тут главное не мешать, не мешать профессионалу делать его дело.

В общем, по ощущениям, Кабыр лежал в туннеле лет пятьсот. А потом он, что называется, без объявления войны, выстрелил, причём мне показалось что