Шрифт:
Закладка:
— К тому времени как ты надумаешь ехать в столицу все наше войско разбредется, Годуновы захватят нас голыми руками, — продолжал спорить с ним Басманов.
— Одни казаки уйдут, другие ко мне прибегут поскольку я был и есть великий государь Дмитрий Иоаннович, — беззаботно отозвался Самозванец. — Давай тешиться, брат Петр, наше дело молодое — с красавицами любиться!
— Нет, мне только царевна Ксения нужна! — отрицательно покачал головой воевода Басманов. — Как увидел я ее в первый раз в Успенском соборе, так на других женщин смотреть не могу, не такие они как моя душа-царевна и по сравнению с ней, что вороны рядом с павой. А ты, Григорий, совсем про свою полячку забыл?
— Не забыл, но я люблю всех девок, всех баб, в отличие от тебя, а вот Марину особенно, — разнежившись, ответил ему Отрепьев. — Не тревожься, Петр Федорович, час от часу жители Москвы все больше желают меня в цари, так что стольный град мы возьмем без боя.
— Боюсь, что с царевной что-нибудь худое случится за время ожидания ключей от Кремля, — угрюмо произнес воевода.
— Ничего с ней не случится. Князь Мосальский, посланный мной в Москву, головой за нее отвечает, — убежденно сказал его соратник.
— И еще должно быть в целости и сохранности имущество Ксении, все ее приданое, записанное в рядной записи царем Борисом, — напомнил Самозванцу Басманов. — Все поместья вотчины Городецкой волости Юрьевец-Поволжского княжества должны остаться в ее собственности.
— Так и сделаем, не обеднеет Ксения Борисовна. А если будет нам послушна, будет покорна нашей воле, то еще больше разбогатеет, — кивнул головой в знак согласия Самозванец.
— Царицу Марию и Федора сослать навечно в монастыри в иноческом чине, — выдвинул еще одно требование Петр Басманов. — Не желаю, чтобы они снова помешали моему счастью с Ксенией, пусть Богу служат монахами.
— Я и сам думал постричь их в монахи. Двух царей в русском царстве быть не может, а монашеский клобук с любой головы снимет царский венец, — признался Отрепьев.
Их задушевный разговор прервало появление думного дворянина Гаврилы Пушкина, возвестившего Лжедмитрию.
— Великий государь, к вам посольство из Москвы. Все ждут вашего выхода на рундук!
После этого известия Самозванец заторопился надеть нарядное платье и выйти на красное крыльцо избы. На сельской площади успели столпиться казаки и стрельцы его войска, а впереди всех собравшихся стояли послы от Боярской думы — старый князь Иван Михайлович Воротынский, воевода Федор Иванович Шереметев, князь Трубецкой Дмитрий Тимофеевич, думный дьяк Афанасий Власьев, несколько дворян, приказных и гостей. При появлении Самозванца они разом опустились на колени и заученной речью стали просить его страну «под свою руку приняти», и в Москве венчаться на царство.
Лицо Отрепьева выразило досаду. В боярском посольстве не было людей, обладающих реальной властью, также не прибыли посланцы от патриарха Иова с признанием его прав и никаких гарантий своей безопасности претендент на русский престол от послов не получал. Приглашение ехать в Москву «царствовать и всем владети» больше походило на смертельную ловушку и обман со стороны Боярской думы.
Лжедмитрий не допустил бояр к своей руке, и гневно проговорил:
— Не толпитесь здесь, лукавые, и не пытайтесь сладкими речами прельстить меня! Ведомо мне, что до сих пор в Кремле сидит мой изменник Федор Годунов и вы к нему каждый день ходите на поклон. Коль до Спаса не свергнете его, возьму штурмом Москву и пожгу все ваши подворья. Как мой батюшка Иван Грозный не пощажу своих врагов и изменников, не помилую!!!
Не на шутку устрашенные последними словами Отрепьева посланцы вернулись в столицу и передали всем членам Боярской думы слова Самозванца. Участь юного царя Федора была решена — на его сторону больше не стал ни один боярин, ни один воевода.
На следующий день после возвращения посольства из стана Самозванца на Лобном месте перед народом, желающим выслушать новости о царевиче Дмитрии выступил боярин Богдан Бельский и поклялся москвичам, что именно он спас царевича Дмитрия в Угличе, и Самозванец тот самый спасенный им младший сын Ивана Грозного. Богдану Бельскому поверили сразу, ведь он являлся двоюродным братом царицы Марии Годуновой, не мог причинить вред ее семье если бы это утверждение не было правдой.
Сказали свое слово на Лобном месте посланцы Самозванца Наум Плещеев и Гаврила Пушкин. Они предъявили грамоту на имя князя Мстиславского и двух Шуйских, в которой Самозванец, напоминая москвичам присягу, данную ими царю Грозному, повествовал о чудесном спасении своем от убийц в Угличе; описывал черными красками деяния «изменника своего» Бориса Годунова; говорил о настоящем правительстве: «а изменники наши: Марья, Борисова жена, Годунова да сын ея Федор, о нашей земле не жалеют, да и жалети было им нечего, потому что чужим владели, и отчину нашу Сиверскую землю и иные многие городы и уезды разорили и православных христиан не в вине побили; только мы, христианский государь, в вину вам боярам нашим и служилым людем не ставим, для того, что есте учинили неведомостию и бояся от изменников наших смертныя казни». Затем, слегка упрекнул москвичей в их медлительности, с которой они не торопились перейти на его сторону и, в заключение, обещал всем разные льготы, с таким однако предупреждением: «А не добьете челом нашему царскому величеству и милости просити не пошлете, и вы то можете разсудити, что вам в том дати ответ в день праведнаго суда Божия, иже воздаст комуждо по делом его и от Божия праведного гнева и от нашия царския руки нигде незбыти».
После чтения той грамоты толпа взревела словно необузданная буря, и ничто уже не могло спасти Годуновых от народного гнева.
— Вязать щенков Бориса и его суку, Малютино семя! — раздался громогласный клич, и его подхватили все новые и новые восставшие.
Патриарх Иов, уведомленный о всем происходившем и не решаясь лично выйти на площадь со слезами на глазах стал умолять бояр образумить мятущихся. Бояре, повинуясь патриарху, явились на Лобное место, но ничего не могли сделать с возмущением народа. И так как Кремлевские ворота, на беду, не были заперты, то толпы простонародья с воплями кинулись в Кремль, и, опрокинув царскую стражу, вломились во дворец,
