от ископаемых морских раковин, а она особенно агрессивна для дыхательных путей. Акульи зубы, встречающиеся нам сотнями, сохранили свою предельную остроту. Несмотря на профессиональные перчатки, один из членов команды чуть не остался без пальца: красивый акулий зуб, выступающий из одной глыбы, порвал ему сухожилие. Глыбы не проходили через вход в щель, и нам приходилось их раскалывать молотком и зубилом в ограниченном пространстве, а потом выкатывать полученные куски по поднимающейся плите из щели и сталкивать по полому скальному спуску под место раскопа. Несколько недель мы с кровоточащими носами и разорванной плотью ломали и выносили глыбы.

После месяца этого тяжелого труда без отдыха мы обнаружили, что под набросанными глыбами на самом деле была не плита, а на удивление яркий желтый пол, состоящий из затвердевшего песка. Под грудой глыб известняка, оказывается, сохранились законсервированные под тяжестью культурные слои. Значит, здесь могли быть настоящие находки, а не просто несчастные остатки в натеках по краям! Как мы кричали от радости под этой скалой, где тогда уже можно было практически стоять во весь рост… На этом закончилась наша весенняя экспедиция, но находка была настолько прекрасна и так сильно нас обнадежила. Мы должны были вернуться следующей осенью: без денег, но с надеждой на великие открытия…

В следующем октябре в ущелье царил разгар бабьего лета. Вокруг объекта растут старые тополя, и благодаря им раскопки на протяжении нескольких недель были окрашены золотом. Свет источали и небо, и земля, или, может, это нам так казалось в ореоле надежд на великое открытие после стольких усилий и нескольких месяцев ожидания. Сначала мы исследовали два квадратных метра красивых светлых песков. И перед нашими глазами предстали выглядящие невероятно свежими кости, будто трупы животных только что разложились в этой пещере. Птицы, черепахи, олени и бобры… Огромное количество бобров! Столько бобров не было найдено ни в одном доисторическом памятнике континентальной Европы. Целые роскошные челюсти. И на костях очень хорошо видны следы разделки. Потом мы нашли остатки льва и львенка! Рыси, волки, от которых остались целые позвоночники. Невероятно, но каждый волчий позвонок имел серию параллельных надрезов, очень тонких, но четких. Они были нанесены кремневыми орудиями. Люди разрезали этого волка на отбивные! На костях рыси тоже четко виднелись следы разделки: на кончиках лап, на длинных плюсневых и пястных костях, в зонах, где нет особого доступа к мясу… Потом появился первый кремень.

У нас перехватило дух, он лежал на плоскости в песке… как новенький. Как будто его только что обработали. Невероятной свежести. Я возглавлял экспедиции от экватора до полярного круга, но даже в замерзших землях Крайнего Севера ранее нигде не видел столь свежего материала. Этот кремень, как будто только что выточенный, насыщенного карамельного цвета, совсем не был поврежден; на его лезвиях тоньше бритвы не было не единой зазубрины, заметной невооруженным глазом. Он лежал рядом с костями, там, где люди оставили его более 100 000 лет назад. Дата сомнению не подлежала, судя по окружающей его теплолюбивой фауне. Позже анализы это подтвердили. Угли позволили нам восстановить состав очень богатого теплого леса, а найденные в песках остатки тысяч грызунов, змей, лягушек и улиток подарили возможность воссоздать лесную среду с высочайшим биологическим разнообразием. Но как этим, будто застывшим во времени и ждавшим нас в глубине этой пещеры костям и кремням удалось так хорошо сохраниться? Это уже не щель в камне, а «трещина во времени»… Кости и каменные орудия были покрыты слоем ярко‑желтого песка, ссыпавшегося с разрушающегося потолка. Этот же песок сохранил остатки акул и морских рыб миоцена 15 миллионов лет назад. Невероятно хорошая сохранность кремней, костей и углей была следствием их захоронения в этом песке. Его консервационные качества помогли сохранить не только остатки миоценовых морских животных, но и свидетельства неандертальской охоты…

Позже наше исследование открыло маленькую, но замечательную коллекцию неандертальских останков. Чем дальше, тем удивительнее казались нам свойства песка, в котором все как будто застывало во времени. Постепенно из земли показались оленьи рога, не потерявшие свою красоту с тех самых пор, когда олени их сбросили, а также целый панцирь наземной черепахи, каких больше нет в европейском плейстоцене, маленький очаг, обустроенный охотниками, с пеплом, угольками и камнями, покрасневшими от огня, и… деревянными щепками. Не уголь, а несгоревшее дерево, щепки, законсервированные песками. Мы никогда прежде не видели таких процессов консервации. Но работа была титанической: среда, сохранившая доисторические останки, измучила археологов. У нас постоянно были исцарапаны локти и колени, было тяжело дышать и утомительно колоть, и толкать вверх огромное количество глыб, чтобы освободить пещеру. А ведь вдобавок надо было не изуродовать окружающую природу, и мы договорились с землевладельцами, что не оставим груды глыб, а сложим из них аккуратно ровные стеночки, как это делали наши предки с древних времен до XIX века…

Несмотря на тяжелые условия, мы решили продолжать и возвращались туда каждый год на два месяца на протяжении восьми лет. Год за годом расчистка полов раскрыла для нас природу этой щели в скале. Большая плита, покрывающая грунт всей десятиметровой входной зоны пещеры, оказывается, не была изначально полом, а была частью потолка, обрушившегося у входа. Под этой огромной плитой культурные слои углублялись. Так стало необходимо исследовать эту зону у входа в пещеру, где неандертальцы смогли обустроиться и оставить важные артефакты. Но в этот раз передвигать пришлось не камни в 50 сантиметров шириной, а огромную каменную плиту размером более четырех кубометров… Я позвал на помощь спелеологов. Среди них были мастера взрывных дел, привыкшие спасать пострадавших в аварии исследователей пещер, вытаскивать их из‑под земли. Они прекрасно знают, как правильно расположить взрывчатку в нескольких сантиметрах от лица спелеолога, чтобы спасти его и не навредить ему. Они нам очень помогли. И тогда под обширной входной плитой наконец‑то показались культурные уровни, так же хорошо сохранившиеся, как и в основном зале. А главное, очистка от десятков кубометров камня позволила нам наконец‑то увидеть изначальную морфологию пещеры, в которой мы работали. И мы поняли, что углубление не имеет ни одной стены. Вместо естественных бортов пещеры мы обнаружили, что стены на самом деле состоят из смеси отложений и груд глыб… Это не пещера и не укрытие. Это просто пространство под огромным камнем у входа в обширный лабиринт, образованный между беспорядочно упавшими блоками… Некоторые из этих блоков достигали 20 метров в ширину… Мы поняли, что люди поселились внутри гигантского естественного каменного хаоса. В этих Увезских ущельях высокие скалы, нависающие