– Я пришла убедиться, что с тобой все в порядке.

Ее челюсть слегка отвисает, и она смотрит на меня, снова моргая. В течение нескольких мгновений туманный, ошеломляющий кайф переходит в другую стадию, и ее подбородок дрожит, а лицо морщится.

– Мне так жаль, малышка, – невнятно бубнит она, в глазах появляются слезы. – Я совсем запуталась. Ты столько проехала, чтобы избавиться от этого ублюдка…

Я сжимаю челюсти и качаю головой. Мне сейчас вообще не до этого.

– Все нормально. Он ушел. Давай я принесу тебе воды, хорошо?

– Ага. – Она шмыгает носом. – Мне в рот как будто кошки насрали.

О боже. Красочное описание заставляет меня вздрогнуть, и я перешагиваю через груду одежды на полу, чтобы пойти на кухню и налить воды в чашку.

Даже сейчас, когда я здесь больше не живу, мышечная память все равно срабатывает. Мне всегда нужно было следить за тем, чтобы клиенты уходили и не пытались получить больше, чем то, за что уже заплатили. Затем убирать оставленный ими мусор. Поднимать маму с пола или дивана и следить, чтобы она не захлебнулась собственной рвотой.

Я умела делать все это с закрытыми глазами. Занималась этим уже тогда, когда даже не должна была знать о подобных вещах.

Теперь это часть меня.

Закрыв кран, я возвращаюсь со стаканом в гостиную и протягиваю его маме.

– Не пролей, – говорю я как раз в тот момент, когда вода выплескивается из стакана на диван.

– Прости меня, – хнычет она. – Я такая никудышная. Тебе всегда приходится это делать. Мне так жаль, Уиллоу, детка.

– Все в порядке, – говорю я со вздохом.

– Ты так добра ко мне, – бормочет она, и слезы текут по ее щекам, пока она неуверенно держит стакан. – Так добра. Очень добра. Очень…

– Выпей воды, мам. Тебе станет лучше.

Она подчиняется, поднимая чашку и делая маленькие глотки. В конце концов, блеск в ее глазах исчезает, и она садится немного прямее. Я чувствую на себе ее взгляд, когда сажусь рядом с ней. Мама смотрит на меня так же, как и все остальные сегодня, любуясь моей новой одеждой.

– Ты выглядишь… хорошо, – говорит она удивленно. – Я никогда раньше не видела у тебя этого наряда.

– Он новый, – смущенно отвечаю я. Я все еще не рассказала ей о дополнительных деньгах, которые появились на моем счету, или о том, как я оплатила обучение. – Мне нужна была новая одежда для колледжа. Как думаешь, сможешь встать и принять душ?

– Да. – Она протягивает ко мне руки, и когда я помогаю ей подняться, неуверенно гладит меня по щеке. – Я рада, что у тебя все так хорошо, детка. Это здорово. Правда здорово.

– Спасибо, – бормочу я, отводя взгляд. Затем обнимаю ее за талию. – Пойдем. Давай отведем тебя в душ.

13

Рэнсом

На следующий день после того, как я навещаю Уиллоу в ее колледже, мы собираемся отправиться на работу в Филадельфию.

К тому моменту, как мы все собираемся в гараже, Виктор уже с полдюжины раз перепроверил – снова и снова, – все ли вещи именно на тех местах, на которых он хочет их видеть, и что мы взяли все необходимое для дела, а Мэлис довел себя до состояния крайне недовольного придурка.

Всякий раз, когда нам приходится бросать все, чтобы выполнить работу для Мистера Икса, Мэлис бесится жестче всех. Нам с Виком тоже не нравится, когда нас отрывают от дел или приказывают быть собачками на побегушках, но Мэлиса это бьет по больному. Наверное, потому, что именно его Икс вытащил из тюрьмы, а значит, как раз из-за Мэла мы должники. По этой самой причине мы на крючке у человека, которого даже никогда не видели. Это раздражает Мэлиса. И всякий раз, когда работа оказывается сложной или отнимает больше времени, чем хотелось бы, это его по-настоящему задевает.

Мы с Виком, конечно, никогда его ни в чем не винили. Он взял на себя вину за убийство нашего отца, хотя на самом деле мы убили его вместе.

И никаких сомнений – ублюдок это заслужил.

Этот человек был куском дерьма, который мучил Виктора только потому, что мог, и издевался над мамой. Он избивал меня и Мэлиса до полусмерти, когда ему этого хотелось, и обращался со всеми нами как с отбросами общества. Он заслуживал смерти и, вероятно, должен был страдать больше, если бы в мире была хоть какая-то справедливость.

Так что мы взяли это дерьмо в свои руки.

Мы думали, что проделали хорошую работу по заметанию следов, но тогда мы были еще совсем зеленые, и когда копы собрали достаточно улик, чтобы начать расследование, именно Мэлис взял вину на себя. Он защитил нас. Взвалил на себя эту ответственность и был приговорен к тридцати годам тюрьмы, из которых отсидел четыре, так что самое меньшее, что мы можем сделать, – это поддержать его.

– Пора отправляться, – говорит Мэлис, когда Виктор захлопывает багажник. – Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем быстрее сможем покончить с этим дерьмом и вернуться домой.

– Аминь, – с чувством говорю я, и мы все забираемся в машину, готовые тронуться в путь.

Мэлис бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида, когда я устраиваюсь на заднем сиденье.

– Заглянул вчера к девчонке?

Я киваю.

– Ага. Ничего необычного.

Но я не упоминаю об одной маленькой детали: вместо того, чтобы просто проверить ее, убедиться, что она держит слово, я заявился к ней в колледж, чтобы поболтать. Знаю, учитывая обстоятельства, это дурная идея, но я сказал ей правду.

Я хотел, чтобы она меня увидела. Хотел, чтобы ее завораживающие карие глаза сосредоточились на мне. Хотел услышать ее голос.

В ней есть что-то, что меня интригует. То, что я увидел в ней в первый день нашей встречи, и что замечаю все чаще с тех пор. В ней живет невероятная сила, смешанная с уязвимостью, и это чертовски притягательно. Она нежная и хрупкая, как куколка, которую, казалось бы, легко сломать. Но под этой фарфоровой внешностью скрывается твердость, жесткость.

В ней есть гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, это точно.

И пусть это плохая идея, я хочу узнать о ней абсолютно все.

* * *

Поездка в Филадельфию кажется долгой, но все же проходит намного быстрее, чем у большинства людей.

Виктор и Мэлис по очереди садятся за руль. Они оба по-своему помешаны на контроле, каждый хочет ехать как можно дольше. Поэтому я позволил им делать это, а сам трачу