– Правила игры, Димочка.

– Хренимочка, – бормочет Белый, отпивает из своего стакана и косится на Кира.

Тот сохраняет полное равнодушие.

Кристина торопит:

– Ну что, согласен?

– Базара ноль, – отвечает Разгильдеев и поворачивается ко мне: – Ты умеешь?

Он спрашивает, как всегда, бесстрастно, но мне кажется, что с надеждой. А я говорю:

– Ну, вообще-то да.

Дунаева замирает с непонятно откуда взявшейся иглой в руках.

Я же без паузы продолжаю:

– Эта игла не годится. Мне нужна толще. Еще ластик, ватные диски, ручка, перекись или что-то подобное. В идеале еще одноразовые перчатки.

Пока я деловито перечисляю, Кристина смотрит на меня почти с ненавистью. Хотела поиграть? Сейчас сыграем. Усмехаюсь и подмигиваю ей.

Бус приносит все необходимое, и народ вокруг притихает. Странно, что они так реагируют, мы же тут все – детки в клетке. Неужели испугались крови?

Кир садится на подлокотник дивана, я подхожу, останавливаясь между его разведенных коленей. Руками он касается моих бедер и подталкивает ближе:

– Не стесняйся, Разноглазка, – говорит тихо, – я не кусаюсь.

Сердце, как всегда, пропускает удар. Смотрю ему в глаза и подвисаю на секунду. Давно мы не были так близко. Хотела бы я продлить это ощущение, но вся комната забита подростками, которые следят за каждым моим движением.

Обрабатываю руки и все необходимое. Отмечаю ручкой место будущего пирсинга. Говорю:

– Пацаны, проверьте.

Вся тройка с готовностью изучает ухо Разгильдеева, одобряют. Я надеваю перчатки, подкладываю под мочку ластик, беру иглу и быстрым резким движением делаю прокол. Кир даже в лице не меняется. Удерживает идеальный покер-фейс.

Я вынимаю из своего уха маленькое колечко, тоже дезинфицирую, вдеваю ему и щелкаю застежкой.

– Готово, – выдыхаю едва слышно.

– Спасибо, – отвечает парень, и я чувствую его дыхание на своей коже – так близко мы стоим.

– Ну что, начало неплохое! – хлопает в ладоши Дима, и мы отмираем.

Я медленно отхожу, а Кир не спускает с меня глаз.

– Теперь выбираю я? – говорит он наконец, поднося к губам бутылку.

Дунаева злится, но старается не подавать вида:

– Да, Кир.

– Лида, – он указывает на нашу одноклассницу, – правда или действие?

– Правда, – говорит она и бледнеет.

– Кто в этой комнате тебе симпатичен?

Она мнется, я вижу, что борется с собой. Но уже через секунду так же испуганно говорит:

– Малой.

Компания взрывается отвратительным улюлюканием. Эти дети так мучительно стесняются своих эмоций, что готовы высмеивать каждую неосторожную откровенность.

Но Тоха улыбается и кричит:

– Не завидуйте, черти! Спасибо, Лидок.

И стреляет в нее глазами. А это уже интересно. Я прячу улыбку и ненадолго отключаюсь, наблюдая за Лидой. Раньше она меня не интересовала, но теперь кажется милой девочкой. Достаточно смелой и в то же время стеснительной.

Игра тем временем набирает обороты. От безобидных вопросов народ переходит к более острым, а от дурацких действий – к провокационным.

– Поцелуй того, кто тебе больше всех нравится, – озвучивают «действие» для Марины.

Она сжимает зубы и почему-то смотрит на Белого. Между ними происходит какой-то короткий молчаливый диалог. В итоге она разворачивается, подходит к баскетболисту, имени которого я не помню, и целует его в губы. Дима наблюдает их поцелуй с маниакальным вниманием. От начала и до конца. И только побелевшие пальцы, сомкнувшиеся на стакане, намекают на его реальные эмоции.

Серьезно? Я что, в сериале? А где были все эти интриги раньше? Им просто нужно было выпить, чтобы раскрыться? С другой стороны, я в последнее время очень расслабилась. Просто зависла в тепличных условиях наших отношений с адской четверкой. Ни за кем не наблюдала, ни с кем больше не общалась, ни к кому не прислушивалась. Так можно и что-то важное пропустить.

Баскетболист в это время довольно утирает губы, чем еще больше бесит Белого. Интуитивно кладу руку другу на плечо и сжимаю пальцы. Он переводит на меня шальной взгляд, который так ему не свойственен, и я ободряюще улыбаюсь. Моя очередь быть спокойной и уравновешенной.

– Все хорошо?

– Просто прекрасно, – цедит Дима сквозь зубы.

– Белый, выдыхай, – шепчу я, и он слушается. Шумно выпускает воздух из легких, не отрывая от меня глаз. Взгляд яснеет, и он кивает, подтверждая спад эмоций.

– Кицаева!

Я удивленно оборачиваюсь. Когда ход успел перейти к Дунаевой?

– Да?

– Правда или действие?

– Действие, – не задумываясь, отвечаю я.

– Выпей текилы, – она издевательски останавливается взглядом на лимонаде в моих руках.

– Я не пью.

– Но правила ведь ты знаешь? Мы тут все честно играем. Пей или придется покинуть тусовку.

Кристина протягивает мне бутылку, а я каменею. Вот сейчас срабатывают все мои детские травмы и триггеры. Спазм схватывает шею.

– Лана, – говорит Разгильдеев, – ты не обязана.

– Все в порядке, – отвечаю, как в бреду.

Делаю несколько шагов, забираю из рук Дунаевой бутылку. Я не пью. Я никогда в жизни не пила. Но сейчас я просто не могу отказаться. Когда все смотрят. Ждут слабости. А Кристина улыбается, как победитель. Мне просто необходимо доказать ей, что я не боюсь. Зачем? Почему? Не спрашивайте, здесь голые инстинкты, я снова стремлюсь отстоять свое место в стае. Я здесь не просто так, мне ничего не страшно.

– Не торопись, – шепчет мне Кирилл, а я даже не успела заметить, как он снова ко мне подошел.

И что он имеет в виду? Не важно.

Крепко обхватываю бутылку пальцами, смотрю на этикетку, но ничего не разбираю. Родители такое не пьют, я ее даже не видела никогда. Зажмуриваюсь. Гонимая каким-то тупым упрямством, подношу горлышко к губам, раздувая щеки, набираю как можно больше жидкости.

Но вдруг широкая ладонь ложится мне на затылок, и кто-то рывком притягивает мою голову к себе. Глаза все еще закрыты, и только по запаху я понимаю, что это Кир. Решительно и жестко он привлекает меня к себе, прижимается своими губами к моим. Заставляет меня открыть рот и забирает себе всю текилу. Буквально выпивает ее из меня.

Я горю.

Изнутри жжется горько-солоноватый алкоголь. Снаружи опаляет контакт с мягкими губами, о которых я так давно мечтала. Одна рука парня на затылке, другая на талии. Плыву и обмякаю. Сердце бьется во всем теле сразу. Каждый капилляр кричит от ужаса и удовольствия. Звуков нет, мира вокруг нет. Ничего, кроме него, не остается. Но и этого слишком много для меня.

Разгильдеев отстраняется и сглатывает, и только тогда я включаюсь.

– В правилах ведь ничего не было о том, что нельзя помогать с действиями? – говорит он с характерными ленивыми нотками.

И снова все в восторге. Все, кроме Дунаевой. Парни хлопают Кира по