– Садись, – говорит Дима, – у нас тридцать минут.

– Дайте мне тоже документов, – Антон задорно ерошит свои кудри, – жить без них не могу.

– Держи. И я вам чисто по доброте душевной оставил по кексу. То есть этих, капкейков, Мальвина, я правильно говорю?

Озадаченно смотрю, как они рассаживаются и привычно перебирают бумаги. Заторможенно киваю:

– Правильно. Но я вообще-то одна обещала тут работать.

– Так ты одна работаешь, – хмыкает Бус. – Мы-то просто наслаждаемся.

– Если заткнешься, дело быстрее пойдет, – беззлобно бросает Кир.

Смотрю на него, и он, наконец, не отворачивается. Принимает мой взгляд с готовностью и даже какой-то жадностью.

А потом улыбается. На щеке проступает ямочка. Ну, здравствуй. Давно не виделись.

У меня в груди все плавится и течет горячими каплями по всем внутренностям. Но я упрямо задираю подбородок и сажусь рядом с Белым. Утыкаюсь в документы. Не хочу никаких сомнительных переглядок.

И я очень стараюсь не смотреть на Разгильдеева, но он постоянно просто примагничивает мой взгляд. Только забудусь на секунду, и все, глаза уже находят его. Тем более что сам он вообще не выпускает меня из виду. И пока сидим в архиве, и когда идем к Диме, и пока едим.

Ничего не понимаю. У него какое-то расстройство личности? Расщепление или там, биполярка, не знаю.

Как бы то ни было, когда мы доедаем суп, парни уходят в комнату, а я начинаю мыть посуду, Кир все еще сидит за столом и смотрит на меня. Я чувствую себя странно. Беспокойно. Как будто он – дикий зверь, к которому нельзя поворачиваться спиной. И чтобы это сделать, нужно быть либо полной идиоткой, либо безоговорочно ему доверять.

Он встает и начинает раскладывать чистую посуду по местам. А потом говорит:

– Извини меня.

– А мы что, снова разговариваем? – не удерживаюсь я от сарказма.

– Милана. Извини, ладно?

– За что?

– Ты знаешь.

– Смысл в том, чтобы ты сам сказал.

– Это что, воспитательная беседа? – Разгильдеев говорит сдержанно, но чувствую, что начинает злиться. Видимо, оттого, что ему неловко и неуютно. Ничего, потерпит.

Опираюсь мокрыми руками о столешницу:

– Нет. Просто хочу знать, что мы говорим об одном и том же.

– Извини, что вел себя, как придурок. Большего не скажу.

Смотрю на него, пытаясь пробиться за непроницаемую оболочку. Что-то там есть. Но он меня все еще не пускает. Тогда я иду на риск. В попытке выудить из него хоть какую-то эмоцию я впервые по своей инициативе прикасаюсь к Кириллу. Все еще мокрой рукой убираю его волосы ото лба, спускаюсь ладонью ниже и замираю на щеке. Подушечкой большого пальца едва дотрагиваюсь до губ. А сама, как одержимая, отслеживаю его реакции. Как расширяются зрачки. Как сбивается дыхание. Как он тянется за моей рукой, когда я ее убираю.

Пойман.

Переключаясь, пытаюсь ответить ему честно, но не слишком откровенно:

– Я зла не держу. Но мне было неприятно. Не обещаю, что скоро отойду. Большего не скажу, – добавляю с иронией.

Поворачиваюсь и выхожу из кухни.

– Лана? – окликает Кир тихо.

– Что?

– Я напишу тебе вечером. Можно?

– Можно. Если не упаду в бассейн с пираньями.

И он снова искренне улыбается. А я сбегаю. Иду в комнату и ищу спасения рядом с Белым. Ввинчиваюсь на диван между ним и Бусом, замираю, глядя в экран телевизора.

Примерно так я и веду себя до конца недели. Держусь ближе к этим двоим, внутренне застыв, просто наблюдаю. Но к пятнице расслабляюсь. Малой резко меняет свое поведение. Весь флирт отключается, как будто рубильник опустили. Он снова просто мой улыбчивый кудрявый друг. Никаких намеков и странных взглядов. Только общие шутки и подколы.

Кирилл тоже выдерживает дистанцию, но иначе. Мы снова сутками переписываемся. В жизни же складывается впечатление, что он не знает, как ко мне подступиться. Только кружит рядом со мной, постоянно опаляет взглядом. Дважды чуть не сцепляется с Макаром в столовой, но Дима, как всегда, успевает прочитать его и вовремя остудить.

– Белый, он вообще, знаешь, такая мамочка, – воодушевленно выбалтываю все Нику на смене в пятницу. – Кормит нас, понимает как будто лучше всех.

– Лилу, я немного запутался, а в кого из них ты влюблена?

Тут же смущенно вспыхиваю:

– Ни в кого! Мы дружим.

– Ага.

– Что «ага»?

Ник посмеивается, протирая флаконы:

– Ничего. Просто ага. Не заводись. Парни реально классные, я рад, что ты нашла друзей.

– Я тоже. Правда, очень рада.

– Когда там ваша тусовка века?

– Завтра. Ты принес, что я просила?

– Да, в нашем шкафчике на верхней полке, не видела, когда переодевалась?

Я качаю головой:

– Не, торопилась. Я тебе деньги на карту скину. Зарплата же сегодня?

– Должна быть. Только я… Лана, расход.

Мы резко расходимся в разные стороны, потому что в зале появляется Андрей. И хотя в магазине нет ни одного клиента, болтать нам все равно нельзя. Оставшиеся десять минут еле дорабатываю, так хочется уже сбежать. Обсуждать с пацанами какую-нибудь ерунду насчет дня рождения, переписываться с Кириллом, придумывать, что надену завтра. Со мной такое случается редко, но сейчас я чувствую себя беспечной девчонкой. Впервые не стопорю это ощущение, а наслаждаюсь им.

Помогаю девочкам убрать свои корнеры. Подсчитываю в блокноте свои продажи, записываю на руке, чтобы потом отправить Андрею.

– Погнали, Лилу, ровно девять, – Ник отбирает у меня блокнот и кидает к себе в накопитель.

Мы быстро переодеваемся, я убираю парфюм, который мне принес Никита, в рюкзак. Выходим вместе.

– Пока, Андрей! – друг улыбается менеджеру с каким-то непонятным для меня вызовом.

Подталкивает меня в спину так живо, что я едва успеваю тоже попрощаться.

– – … – .– .. .– .– .–

Уже поздним вечером я сижу в своей комнате на полу, вырезаю из журналов картинки. Коллажи меня расслабляют. К тому же я хочу занять чем-то руки, пока напряженно вслушиваюсь в происходящее на кухне. Выжидаю.

И вот оно, наконец. Отец идет по коридору, подшаркивая тапками. Берет что-то с полки у выхода. Я знаю, что это сигареты. Когда он еще не совсем пьян, то курить выходит в общий коридор. Все складывается идеально. Захлопывается входная дверь. И тут уже мой выход. Почти бегу на кухню, вцепляюсь взглядом в мамино лицо. Черты уже смягчились и будто оплавились. Даже слишком. Можно было найти момент получше, но я сама виновата, слишком затянула.

– Мам?

– Да, Милаша, – она улыбается и смаргивает.

– Я хотела спросить. Завтра одноклассницы устраивают ночевку. Вроде девичника. Можно я тоже пойду?

Мама прищуривается,