С этими словами грозный храмовник вышел вон, с силой захлопнув дверь. Лязгнул засов - пленники остались одни в полутемной комнате, озаренной лишь слабыми лучами утреннего солнца.

Несколько мгновений Ревекка молча смотрела на дверь, за которой скрылся ее мучитель. Сердце ее колотилось от пережитого страха, но в то же время ее не покидало странное чувство, что все эти угрозы и допросы - лишь начало какой-то неведомой и страшной игры, правил которой она не понимает. Тряхнув головой, чтобы избавиться от этих тревожных мыслей, Ревекка поспешно обернулась к Айвенго. Молодой рыцарь по-прежнему лежал без движения, его дыхание было слабым и прерывистым. Присев на край постели, девушка осторожно коснулась его лба - он был холодным и влажным.

- Сэр Уилфред, - прошептала она, склонившись к самому его лицу, - умоляю вас, не теряйте сознания! Вы должны быть сильным, должны бороться

Ресницы раненого дрогнули, он с усилием приоткрыл глаза. Взгляд его блуждал, словно Айвенго никак не мог сфокусировать зрение.

- Ревекка... - едва слышно выдохнул он пересохшими губами. - Это ты... Прости меня. Я втянул тебя... в эту ужасную историю. Но поверь... у меня не было выбора. Я должен был доставить манускрипт... в надежное место. Должен был защитить тайну...

- Тише, тише, - девушка мягко коснулась пальцами его губ. - Берегите силы, вам нельзя много говорить. Что бы там ни было в этом манускрипте, какие бы тайны он ни содержал - мы должны выбраться отсюда живыми. Иначе все ваши старания будут напрасны.

- Ты не понимаешь, - с неожиданной силой произнес Айвенго и попытался приподняться на постели. Из последних сил он сжал тонкую руку девушки. - Там, в манускрипте - вся суть христианской веры, основа могущества церкви и Папы. Если он попадет не в те руки - это погубит не только меня или тебя. Это погубит Англию - и весь христианский мир! Храмовники... они хотят власти, хотят сами занять место Папы, понимаешь? Мы не можем этого допустить!

Юноша закашлялся, на губах у него выступила кровавая пена. Ревекка в ужасе вскрикнула и попыталась уложить его обратно, но Айвенго упрямо тряхнул головой и продолжил:

- Если я не доживу... если Бог призовет меня к себе раньше, чем я закончу свою миссию - Ревекка, дай мне слово! Дай слово, что ты разыщешь манускрипт в доме своего отца, отвезешь его архиепископу Кентерберийскому и расскажешь ему все, что знаешь! Только он один достаточно мудр и силен, чтобы противостоять козням Бриана и ордена Храма. Обещай мне!

- Обещаю... - пролепетала девушка, не в силах сдержать слез. - Клянусь вам, сэр Уилфред, я сделаю все, что в моих силах, лишь бы защитить эту тайну! Но умоляю, не говорите так, будто уже стоите одной ногой в могиле! С Божьей помощью вы выздоровеете, и мы вместе доставим манускрипт куда нужно! Только не умирайте, прошу вас!

Из последних сил Ревекка обняла Айвенго, пытаясь согреть его своим теплом, удержать на этом свете. Сколько они пробыли так - минуту, час? - девушка не знала. Ей казалось, что время остановилось, что весь мир перестал существовать за стенами этой полутемной комнаты, озаренной светом ее отчаянной надежды.

Дрожа всем телом, Ревекка вознесла короткую молитву своему богу. Она не знала, услышит ли он мольбы еврейской девушки, но другой надежды у нее не было. Что ж, пусть будет что будет. По крайней мере, она выполнит обещание, данное Айвенго - даже если ради этого придется пожертвовать жизнью и честью...

Глава 17: Весть о пленении

В самом сердце дремучего Шервудского леса, куда не рисковали соваться ни королевские егеря, ни тем более ненавистные простому люду шерифы и бейлифы, раскинулся тайный лагерь лихой ватаги Робина Худа. Здесь, среди исполинских вековых дубов и буков, чьи мощные кроны заслоняли небо, на поросшей изумрудным мхом и папоротником земле горели веселые костры, жарились на вертелах туши оленей и кабанов, звенели песни и смех беззаботных удальцов в линкольнских зеленых кафтанах.

В центре лагеря, на возвышении из камней и бревен восседал сам Робин Худ, прозванный за свой неизменный наряд Робином Капюшоном, или Робин Шервудским. Высокий стройный юноша, едва вышедший из отроческого возраста, с копной вьющихся каштановых волос и быстрыми зоркими глазами цвета осеннего неба, он казался воплощением жизнерадостности и удали. На нем красовался расшитый серебром кафтан из тонкого линкольнского сукна, отороченный мехом куний плащ и высокие сапоги из мягкой кордовской кожи - трофеи с недавнего удачного грабежа. На поясе в богато украшенных ножнах висел короткий прямой меч, а за спиной - могучий тисовый лук почти в человеческий рост и колчан, полный длинных стрел с гусиным оперением.

По правую руку от Робина восседал его закадычный друг и первый помощник Маленький Джон. Прозвище его, впрочем, мало соответствовало внешности: ростом этот рыжебородый здоровяк достигал почти семи футов, а могучие руки-бревна и широченные плечи позволяли ему ломать подковы и крушить черепа, как скорлупки. Маленьким его прозвал сам Робин при первой встрече, и с тех пор так и повелось. Сейчас верный Джон покусывал соломинку, лениво ухмыляясь в усы.

Левее примостился рыжий плут Уилл Скарлет, главный заводила всех проказ и каверз. Невысокий, жилистый и юркий, как ласка, он славился острым языком, быстрым умом и не менее быстрым кинжалом, которым владел виртуозно. Лихо заломленный берет с петушиным пером сидел как влитой на его взъерошенных огненных кудрях, а зеленые глаза искрились лукавством.

Чуть поодаль расположились остальные члены лесного братства: крепкие загорелые йомены в простых кожаных курточках, с колчанами и луками за плечами. Тут были и представительный седобородый менестрель Алан-э-Дейл с арфой наготове, и коренастый Мач Мельник, и проворный Артур-э-Блэнд, и краснощекий весельчак Хоббс. Все они уплетали за обе щеки жареную дичь, запивая ее крепким элем и сидром из больших глиняных кружек и оживленно обсуждали события минувшего дня.

А день и впрямь выдался на славу! Робин со товарищи в очередной раз ловко ограбили обоз какого-то аббата-стяжателя, провозившего под видом даров Святой Церкви богатую добычу, награбленную у своей голодающей паствы. Лихие ребята отобрали золото, серебро и провизию, оставив жирному монаху лишь исподнее да молитвенник, и раздали все бедным крестьянам из соседних деревень. Люди со слезами благодарности целовали руки своему заступнику Робину и осыпали проклятиями алчных церковников. Довольные удачей разбойники, посмеиваясь, пересказывали друг другу забавные подробности этой потехи.

- Эх,