Шрифт:
Закладка:
– А почему нельзя просто спросить его об этом по телефону?
– Он старомодный и крайне благовоспитанный. Он слишком осмотрительный и не рискнет обсуждать это по телефону.
– Так ты к нему поедешь убедиться, что Леон не убивал своих детей?
– Я еду спросить его про финансовое положение Леона и про Гретхен Тайглер. О ней он точно знает. Не сомневаюсь.
Фин барабанил пальцами по рулю.
– Анна. Ну правда, что мы тут делаем? Просто бежим от реальности? Кстати, я только за, если в этом все дело.
– Я хочу вернуть Леону доброе имя.
– Сейчас? Сегодня? После того, что было утром? Да ладно.
– Слушай, – я свернула на обочину, – я тебя с собой не звала. Может, ты уже свалишь, найдешь себе какой-нибудь отель? Езжай уже домой.
Фин сидел не шелохнувшись, безмятежно глядя в окно. Потом, как будто чуть не забыл, он вытащил кисет с табаком и скрутил две сигареты. Одну предложил мне. Я взяла.
Мы закурили. Я много лет как бросила курить и вот сейчас вспомнила, как это абсолютно омерзительно и невыносимо притягательно и как у меня при затяжке подскакивало давление, а настроение рикошетило в разные стороны.
Он махнул рукой на дорогу:
– Езжай.
– Мне кажется, тебе пора выметаться.
– Я могу сойти когда угодно. Но не сейчас. Ты езжай.
И я поехала, и мы курили, взатяг, и я все думала, не стоит мне курить.
– Серьезно, Фин, я не понимаю, почему ты все еще здесь. Ты мог сойти у ресторана или остановиться где-нибудь в отеле в Форт-Уильяме.
Я-то думала, он заведет шарманку, как он, мол, за меня беспокоится. И никак не ожидала от него такого.
Он выдохнул и пошамкал губами:
– Ладно. Я не мог пойти в отель, потому что я без гроша. Даже картой расплатиться не могу. Так что либо ты везешь меня домой, либо я еду с тобой.
– Могу дать тебе денег на дорогу.
– А ты хочешь, чтобы я уехал?
Я сама не знала. Мне не то чтобы хотелось остаться одной, но пререкаться с ним было нудно, и все-таки ничего другого мне не оставалось.
– Короче, – начал Фин, – я уже давно скрываюсь, но сейчас меня опять заметили. Я попал в поле зрения и не хочу, чтобы меня увидели сломленным. Понимаешь? Мне надо чем-то занять себя, понимаешь, о чем я?
– Нет. – Меня все раздражало, а его – развлекало. Не лучшая комбинация.
– Я это к чему: по-моему, ты понимаешь, к чему я, – давай устроим себе приключение, порасследуем, выясним, кто сделал ту фотографию. Может, даже сделаем об этом свой подкаст. Выложим его в «Фейсбуке» и «Твиттере».
– Нет! – Меня эта затея крайне встревожила. Я вроде как повысила голос и слишком разогналась, пытаясь его припугнуть, но Фин и бровью не повел.
– Ой, да ладно тебе, будет весело. Дело вроде занятное.
– Нет! – Дорога сужалась, а ехала я очень быстро, все быстрей и быстрей, панически быстро.
– Притормози! – Фин указал на знак, предупреждающий о крутых поворотах.
Я все-таки притормозила.
– В смысле а зачем? Все уже сказано.
– Ничего не все, тебе еще есть что сказать. А про фотографию разве кто-нибудь спрашивал? В смысле вдруг у нас хорошо пойдет? Можно делать прямое включение и скидывать ссылки в «Твиттер», будет прикольно.
– Фин, смотри, ты же не слушаешь подкасты. Все может очень далеко зайти. Уличишь не того – и тебя легко засудят, сделаешь малейшую ошибку в аргументации – и на тебя накинутся всем скопом и засмеют. Могут даже за речевой тик затравить…
– За тик? Какой, например?
– Один ведущий каждое второе слово «хмыкал» – «разозлился, хммм», «в дальнейшем, хммм», «другими словами, хммм». У него не было звуковика, чтобы отредактировать запись или указать на ошибку. Ему пришлось уйти из соцсетей, потому что стоило что-то запостить, как в ответ ему прилетало под сотню комментариев «хммм». Это жестокий мир. Подкасты – это как комедийные шоу или футбол: про себя все думают, что тут уметь-то нечего, но они заблуждаются. Ни хрена они не умеют. А еще нужно иметь свое сообщество, чтобы привлечь аудиторию.
Он потряс передо мной телефоном:
– Аудитория у нас имеется. Они только и ждут, когда я с ними заговорю.
Дурацкая затея, широкая аудитория мне вообще не сдалась.
– Ты сам не знаешь, о чем говоришь.
Но его мои слова нисколько не смутили. Я подумала, что он, наверное, и не такого от Эстелль натерпелся. Она ведь тоже взрывная особа.
– Фин, это ужасная затея. Такое надо в студии записывать, чтобы звук был хороший.
– Чушь. Никто уже давно не делает студийки. Если вставить этот вот микрофончик в разъем для наушников, то можно выжать очень даже неплохое качество. Смотри, – он вынул из кармана черный замшевый мешочек на тесемке, открыл его и достал микрофончик, размером с мой большой палец, не больше. – Мы в дороге на него писали наброски для песен. Качество звучания такое хорошее, что один мужик с ним записал и выпустил целый альбом.
– Ни в коем случае. Только попробуй, тут же брошу тебя на обочине.
– Брошен дважды за день. – Он смахнул соринку с рукава на твидовом пиджаке.
– Господи, какой же ты самовлюбленный.
– И тебя это раздражает?
– Еще как. Пуговицы наглухо застегнуты, ботинки идеально начищены. Как будто ты целыми днями только и делаешь, что любуешься отражением в зеркале. Серьезно, ты не настолько хорош собой.
– Мода – это же не любование собой, это защита. Броня для повседневной жизни.
– Ну, тогда ты носишь херову тучу брони. – К тому моменту я уже отбросила всякую вежливость. Меня насторожили разговоры о подкасте и то, с какой беспечностью Фин предложил привлечь к нам еще больше внимания. Много ума не надо, чтобы через меня выйти на Фина, через Фина на Эстелль и там уже выяснить, что она поехала навестить родных в Португалию и взяла с собой моих девочек.
Он вздохнул и вдруг спросил, ни с того ни с сего:
– Слышала когда-нибудь про Билла Каннингема?
– Нет.
– Это его слова, что мода – как броня. Я вспомнил о нем, потому что он жил в мансарде над Карнеги-холлом.
– Тем самым Карнеги-холлом?
– Да. Снимал комнату. Прожил там целую
