их общей, идеально-типической структуры и не в последнюю очередь – развитием «кросс-культурной типологии процессуальных единиц»,[373] таких как ритуал и социальная драма. Его метод исследования ритуалов предоставил инструментарий, позволяющий в аналитическом плане точнее описать также и инсценировки глобального масштаба. Наконец, структурируя ритуал, Тернер и сам уже работал над созданием «нового транскультурного коммуникативного синтеза»,[374] позволяющего сравнивать или даже разделять культурный опыт за пределами культурных границ.

Решающее значение, остается, однако, за вектором, которому следуешь. Так, в конце жизни Тернер сам положил начало другому, для этнолога совершенно неожиданному, нейробиологическому вектору. Будучи крайне спорным, этот вектор не нашел сторонников в ритуал-перформативных исследованиях, хотя в настоящее время мог бы оказаться весьма актуальным: по мысли Тернера, ритуалы являются составной частью эволюционного процесса, а с такой позиции перформативный поворот мог бы вступить в совершенно новый диалог с нейронауками. Тернер сам стремился к этому диалогу, предугадывая вызовы со стороны исследований мозга: «Я по крайней мере наполовину убежден, – заверяет Тернер в одном из своих последних эссе «Тело, мозг и культура», – что между нейрологией и культурологией может существовать искренний диалог, так как для них обеих важна способность головного мозга к адаптации, восстановлению, обучению и созданию символов…»[375] С такой точки зрения перформативный поворот обретает новую значимость и для исследований мозга. При этом следует вспомнить предложение Тернера избавить «лиминальный ум»[376] от физиологического детерминизма, связанного с мозгом. В современных исследованиях мозга, в которых также совершается перформативный поворот, уже существуют подходы, комбинирующие нейронные связи с моделями театра, чтобы через «спектакль мышления» выйти на след работы мозга.[377]

Ввиду претензий намечающегося «нейробиологического поворота» на теоретическую универсальность, которые оказываются проблематичными уже у Тернера, теряется из виду следующее: сами описательные и аналитические категории не являются нейробиологическими, но определяются культурной спецификой и используются в непосредственной зависимости от культуры. Но и здесь работают универсалистские предпосылки. К примеру, религиовед и этнолог Талал Асад критиковал формирование универсалистского понятия ритуала вкупе с присущим ему специфическим пониманием религии и структуры сущностного Я. Стало быть, без соответствующих оговорок термин нельзя применить к ритуальным формам, скажем, исламского общества.[378]

Данная проблематика формирует еще один вектор развития: глобальную открытость самих категорий перформанса. Несмотря на содержательные и культурно-специфические ограничения перформативных понятий, формальная структура ритуала обнаруживает здесь большой стимулирующий потенциал, а именно – возможность освещать перформативную практику как культурную технику преодоления кризисов, которая будет особенно ценной в зарождающемся мировом обществе. «Если ритуалы в качестве интервенций теперь оказываются связаны с потенциальным опытом различения (переломами, переходами, кризисами), то лиминальность, конструирование, расширение и сужение, переопределение и легитимация границ предстают еще одним важным углом зрения».[379] Тесная связь ритуала, лиминальности, сохранения и преодоления границ открывает понятийно-концептуальную территорию, позволяющую воспринимать «перформацию» и как пространственное явление.[380] Однако чтобы это измерение обрело значимость, культурологическая дискуссия в целом – как в случае пространственного поворота – должна вспомнить о пространственных условиях исторического, социального и политического действия.

Горизонты этих дискуссий в поле перформативного поворота позволяют предположить, что не столько категория ритуала, сколько категории театральности, трансгрессии и в первую очередь лиминальности найдут широкую область применения. Они станут центральными категориями культурологического анализа интерферированных эмпирических миров и фрагментированных образов жизни, которые уже не удается беспрепятственно включить в интегративные взаимосвязи культуры. Для этнологии, так же как и для социологического и культурологического анализа, это влечет за собой явные последствия, поскольку ввиду углубляющейся раздробленности взаимосвязей жизни и опыта необходимо разорвать привычные нарративные линии культурологического описания. Перформативный аспект, таким образом, неизбежно проникнет в инсценировку самих научных текстов.[381] Через рефлексивный поворот этот аспект потом действительно внедрится в политику исследовательской практики. Особенно благодаря Джеймсу Клиффорду[382] перформативный поворот здесь обретает такой размах, что доходит до саморефлексии научной исследовательской деятельности и репрезентации: «Никто другой из пишущих сегодня не помещает перформативную перспективу так глубоко в контекст политики полевых исследований и научных публикаций».[383]

Избранная литература

Alexander, Jeffrey C.; Giesen, Bernhard; Mast, Jason L. (eds.): Social Performance. Symbolic Action, Cultural Pragmatics, and Ritual. Cambridge, New York, 2006.

Althoff, Gerd. Die Macht der Rituale. Symbol und Herrschaft im Mittelalter. Darmstadt, 2003.

Austin, John L. Zur Theorie der Sprechakte (1955). Stuttgart, 1994. [Рус. изд.: Остин, Джон. Как совершать действия при помощи слов // Он же. Избранное. М., 1999. С. 13–135. – Примеч. пер.]

Baars, Bernard J. Das Schauspiel des Denkens. Stuttgart, 1998.

Bachmann-Medick, Doris. Kulturelle Spielräume. Drama und Theater im Licht ethnologischer Ritualforschung // Idem. (Hg.): Kultur als Text. Die anthropologische Wende in der Literaturwissenschaft. 2. Aufl. Tübingen, Basel, 2004, S. 98–121.

Balme, Christopher B. Einführung in die Theaterwissenschaft. 2. überarb. Aufl. Berlin 2001.

Bell, Catherine. Ritual Theory, Ritual Practice. Oxford, 1992.

Bell, Catherine. Ritual. Perspectives and Dimensions. New York, Oxford, 1997.

Bell, Elizabeth. Theories of Performance. London, 2008.

Belliger, Andréa; Krieger, David J. (Hg.): Ritualtheorien. Ein einführendes Handbuch. Opladen, Wiesbaden, 1998.

Benamou, Michel (ed.): Performance in Postmodern Culture. Milwaukee, 1977.

Butler, Judith. Performative Akte und Geschlechterkonstitution. Phänomenologie und feministische Theorie // Uwe Wirth (Hg.): Performanz. Zwischen Sprachphilosophie und Kulturwissenschaften. Frankfurt/M., 2002, S. 301–320.

Butler, Judith. Haß spricht. Zur Politik des Performativen. Berlin, 1998.

Caduff, Corinna; Pfaff-Czarnecka, Joanna (Hg.): Rituale heute. Theorie, Kontroversen, Entwürfe. 2. Aufl. Berlin, 2001.

Carlson, Marvin. Performance. A Critical Introduction. New York, London, 1996.

Conquergood, Dwight. Poetics, Play, Process, and Power. The Performative Turn in Anthropology // Text and Performance Quarterly 9, 1 (1989), p. 82–88.

Culler, Jonathan. Philosophy and Literature. The Fortunes of the Performative // Poetics Today 21, 3 (2000), p. 503–519.

Elsbree, Langdon. Ritual Passages and Narrative Structures. New York, Bern, Frankfurt/M., 1991.

Fischer-Lichte, Erika. Theater als Modell für eine performative Kultur. Zum performative turn in der europäischen Kultur des 20. Jahrhunderts (Vortrag 28. 1. 2000). Saarbrücken, o. J.

Fischer-Lichte, Erika. Ästhetik des Performativen. Frankfurt/M., 2004.

Fischer-Lichte, Erika; Horn, Christian; Umathum, Sandra (Hg.): Performativität und Ereignis. Tübingen, 2003.

Fischer-Lichte, Erika; Horn, Christian; Umathum, Sandra; Warstat, Matthias (Hg.): Theatralität als Modell in den Kulturwissenschaften. Tübingen, 2004.

Geertz, Clifford. Negara. Theatre State in Nineteenth-Century Bali. Princeton, 1980.

Gennep, Arnold van. Übergangsriten (Les rites de passage) (1909). Frankfurt/M., New York, Paris, 1986 (Nachdruck 2005). [Рус. изд.: Геннеп, Арнольд ван. Обряды перехода. М., 1999. – Примеч. пер.]

Grimes, Ronald L. Ritual Criticism. Case Studies in Its Practice, Essays on Its Theory. Columbia,