снова весело заскрипел, и Рина подумала, что это, видимо, шутка.

– А тут есть дикие звери?

– Тут есть дикие старухи, – ответил Эллай. – Они заставляют трепетать всю листву в лесах, когда выбираются на охоту. Даже деревья от них плюются. Еще ни одно не захотело их проглотить. И с ними часто ходит саблезубый монстр, который ворошит грибницы, сдирает с нас шкуру и разгрызает корни. Его тоже берегитесь, милочка.

– Вы же опять шутите? – понадеялась Рина.

– А-тя-тя, отнюдь-отнюдь.

«Ну кто бы сомневался, что легко не будет»… – Еще раз огромное спасибо, Эллай! И вашим друзьям тоже, – с чувством сказала Рина. Она хотела подойти к дереву и погладить его по руке в знак поддержки, но побоялась. – Надеюсь, я смогу найти выход и для себя, и для вас.

Она взвалила на спину рюкзак и на одной решимости двинулась в сторону леса. Теперь это было еще тяжелее, чем раньше, но Рина знала, что отдых ей ничем не поможет.

На опушке березняка она пару минут опасливо топталась на месте, прислушиваясь к шорохам. Ей было страшно. Сколько еще людей попали в древесную тюрьму? И что за дикие старухи обитают в чаще? А саблезубый монстр?

Но если думать слишком много, цепенеешь от сомнений, поэтому Рина отбросила лишние мысли и вошла в густой лес, который вскоре сменился душистым сосняком. Деревья здесь стояли не так близко друг к другу, и это успокаивало, но они были разлапистые, высокие и почти закрывали небо, поэтому внизу царили сумерки.

Под ногами тихо шуршала хвойная подстилка, местами влажноватая, как будто недавно прошел дождь, хотя над лесом не было ни облачка. Рина осторожно брела, как ей казалось, на север в надежде, что даже если уйдет в сторону, все равно в итоге окажется у края островка.

Она старалась не вглядываться в деревья, чтобы не пугать себя, но страх на самом деле даже помогал – он не давал ей останавливаться. Ноги были такими тяжелыми, что Рина буквально чувствовала, как они увязают во влажной хвое, словно в болоте. Когда идти стало совсем невыносимо, она рассовала немного еды по карманам, оставила себе сферу и нож, а сам рюкзак бросила.

«Нельзя останавливаться, – твердила она себе. – Только не в лесу».

И вот теперь уже нарочно Рина высматривала в стволах людские силуэты. Представляла себя на их месте, чтобы эти жуткие образы гнали ее к просвету, к полянке, к опушке леса. Но впереди все еще виднелась только непроходимая чаща. Рина даже не слышала шум воды, на который, казалось, шла некоторое время.

Вскоре за соснами появилась дымка, но не привычная сизая, а желто-бурая, как будто туман мог поржаветь. Он походил на пыль, поднявшуюся над гравийной дорогой от проехавшего мобиля. Рине этот туман сразу не понравился, за ним ничего не было видно, но обойти его она не могла и на всякий случай держала наготове складной нож и каждые пару минут останавливалась, чтобы прислушаться к окружению.

Но все равно среагировать не успела.

Из-за поваленного дерева прямо на нее выпрыгнуло что-то грязно-белое, как весенний снег, размером с крупную собаку или даже с медвежонка. Оно повалило Рину в хвою. Нож выпал из руки. Рина грохнулась на спину, даже не взвизгнув: из груди вышибло весь воздух. Обе ее руки оказались придавлены мощными лапами. Она зажмурилась, ожидая, что в горло вот-вот вонзятся клыки, но чудище просто топталось по ней и обнюхивало.

Рина открыла глаза. И не поверила им. На ней сидело существо, напоминавшее помесь кролика с котом, невозможную в природе. У зверя были длинные кроличьи уши, густой плотный мех, короткие, но массивные лапы и абсолютно кошачья морда с большими желтыми глазами и ярко-розовым носом. Котокролик обнюхивал Рину, щекоча ее длинными и жесткими, как толстая леска, усами. При этом его верхняя губа слегка приподнималась, обнажая длинные прямоугольные зубы, обрамленные по бокам игловидными клыками.

Рина осторожно вертела головой в поисках ножа, хотя и не была уверена, что сможет его использовать. Руки ее были теперь свободны, но тело налилось такой слабостью, что она даже не мечтала о том, чтобы спихнуть с себя котокролика.

Он топтался по ней, тычась в лицо мокрым носом, массировал живот, почти как довольная кошка, и временами выпускал когти размером с тигриные. Рина затаивала дыхание, боясь, что они ее проткнут. А еще что-то под ней как будто шевелилось.

«Это же не корни, да? – лихорадочно думала она. – Это у сосен корни по поверхности стелются или у берез? Только бы не у сосен!»

– Пружиночка! – послышался из тумана писклявый старушечий голос.

– Пушо-ок! – вторил ему другой, тоже старушечий, но низкий и как будто принадлежащий курильщице со стажем.

«Дикие старухи!» – вздрогнула Рина.

Котокролик приподнял правое ухо, обращенное к туманной завесе, прислушался.

«Может, слезет? Тогда я успею сбежать».

Сердце билось так быстро и сильно, что зверь чудом не подпрыгивал ему в такт.

– Пушок! – повторил хриплый голос.

– Пружиночка-а-а-а-а! – почти завизжал высокий.

Котокролик снова приподнял ухо, но вместо того, чтобы побежать на голос, устроился на Рине всеми четырьмя лапами, поджав их под себя. Она попыталась выбраться из-под него, но в нее тут же вонзились когти, и Рина опять замерла. Она все еще не была уверена, что это существо травоядное.

– Ты его видишь? – спросила старуха хриплым голосом.

– Не вижу! – отозвалась писклявая. – Давно бы уже сказала! Тут кругом туман что твои бельма! А грибов не видать, хоть бы один попался. Ой, погоди-ка. Нашла! Вот они! Хрусталики! Целым ожерельем растут!

– Какие тебе хрустали, бестолковая? Поганые энто! Нюхай сперва! Вонючие они! Знач, ядовитые!

– Эй, пакость какая! А на хрусталики похоже.

Из тумана появилось два силуэта. Один сгорбленный, опирающийся на палку, второй, поддерживающий его, почти в два раза выше, с корзиной в свободной руке. Хриплый голос принадлежал сгорбленной старухе, а писклявый – ее спутнице. Рина ожидала, что они будут одеты в обноски или даже в звериные шкуры, но одежда у обеих оказалась самая обычная: очень похожие коричневые платья ниже колен, такого же цвета чулки, черные калоши и жилетки, только шали были разных цветов. У писклявой – белая на плечах, а у сгорбленной – серая, обернутая вокруг поясницы. На головах красовались бордовые шапочки. У горбатой болталась под грудью толстая черная коса, а у писклявой из-под шапочки выглядывали мелкие завитки целиком седых волос, хотя на лицо она была куда моложе спутницы, которая передвигалась с кряхтением, медленно и осторожно, как жук по навозной куче, проверяя дорогу палкой, отбрасывая с пути ветки,