– Ничего такого я не ел, – заговорила я после короткой передышки. – Сегодня ел, как все, даже меньше. Потому что спать хотелось больше, чем есть.

– Признайся, в трущобах что-то перехватил. Купил какую-нибудь дрянь у уличного торговца.

Да я что, враг себе? Я даже дома фастфуд придирчиво выбираю. Никогда не беру шаурму и то, что готовится непосредственно в антисанитарном ларьке.

От боли я прижала руки к животу, как актрисы, которые в кино изображают выкидыш.

– Я там, как в царстве фей, ничего не ел. Там же микробы размером с собаку бегают.

– Сделаю вид, что поверила, – хоть девушка хмурилась, она всё равно не могла сдержать волнение. – Может, дело в твоих лекарствах?

– Я не принимаю лекарств.

– Тебе же доктор Симмонс…

– Я их не принимаю, – повторила я. – Он выписал их наугад, не разобравшись, нужны ли они мне вообще.

– Бенни…

– Хочешь сказать, что я безответственный кретин? А люди, которые предлагают мне принимать наркотики и обвешиваться пиявками, адекватные?

Оставаясь в образе умудрённой жизненным опытом женщины, Чарли вздохнула и покачала головой.

– То есть ты даже от обезболивающего откажешься.

– Если не спирт и не наркотики, то нет.

– Хорошо. Тогда я дам тебе микстуру, которую принимаю, когда… – девушка вдруг замялась и вовсе не закончила предложение.

Я тихо застонала от нового приступа боли.

– Когда у тебя женские дни? Давай, значит, точно поможет. Уй-уй-уй, как больно… Щас умру!

– Если ты умрёшь, я тебя убью!

– Делай со мной всё, что хочешь, только маме своей ничего не говори.

Не знаю, обратила ли Чарли внимание на явно лишнее слово, однако она не стала со мной спорить. Её лекарство я приняла безропотно, даже не стала спрашивать его состав. Когда что-то сильно болит, мир резко суживается и гордость отступает на задний план. Что угодно проглотишь, лишь бы больше ничего не болело.

– Либо говори правду, либо вспоминай, что ел. – Похоже, Чарли взяла на себя роль мамочки.

Некстати подумалось о допросах с пытками. Теперь я определённо знаю, что боль не способствует лжи.

– Да клянусь тебе, ничего такого в рот не брал… А знаешь, было кое-что подозрительное. Джейн принесла мне чай, хотя я не просил. Такой противный, жуть.

Чарли встрепенулась.

– Где чашка?

– У меня. Я её никуда не уносил.

Она тут же за ней сгоняла.

– Дурак, – зашипела девушка, потрясая пустой чашкой с розочкой, – она же отравой пахнет, а ты всё выпил!

– Ничего не всё! Пригубил слегка, а остальное вместе с лекарствами в окно вылил!

Чарли медленно поднесла чашку к лицу, словно и так помнила сей «божественный» аромат, но всё-таки поморщилась.

Ну раз англичанка нос от чая воротит, значит, тут действительно что-то не так.

Нервно сцепив между собой пальцы, горничная смотрела на меня затравленным взглядом. Даже если она ни в чём не виновата, её волнение понятно: вызов на ковёр всегда грозит неприятностями.

Наверное, это не по-джентльменски, но я не стала при ней вставать с кровати. Боль не настолько утихомирилась, чтобы её можно было терпеть стоя.

Чарли не церемонилась.

– Джейн, что это?

У девушки задрожали губы, когда ей продемонстрировали злополучную чашку.

– Отвечай, иначе мне придётся доложить обо всём матери.

– Я не хотела ничего плохого, – прошелестела горничная.

– Ага, попалась, – я приподнялась на локте. – Зачем ты дала мне этот чай? Видишь, мне плохо от него стало, живот до сих пор адски болит.

Джейн сглотнула.

– Это был не чай.

– Не чай? А что? Мышьяк? Цианистый калий?

Тягостный вздох.

– Любовное зелье.

Мы с Чарли аж переглянулись. Ну и как на это реагировать?

Я нашла в себе силы сесть.

– Джейн, зачем ты меня чуть на тот свет не отправила, раз так любишь?

Она сделала шаг назад, будто боялась, что я на неё накинусь.

– Простите, сэр. Я вас не люблю.

– Так быстро разлюбила?

– Вы всё неправильно поняли.

– Лады. Представь, что мы с Чарли два идиота. Попробуй нам всё рассказать так, чтобы мы поняли.

Горничная с сомнением оглядела «идиотов», однако ей всё же было некуда деваться.

– Это всё Мэри.

И замолчала. Хоть клещами из неё слова вытаскивай!

– Какая Мэри? – в один голос спросили мы.

– Мэри Бишоп. Она очень просила меня отнести вам зелье. Говорила, что давно в вас влюблена.

– Новая гувернантка? – удивилась Чарли. – Она же сегодня первый день работает. Бен, ты ничего от меня не скрываешь?

Насчёт Бена ничего не могу сказать, свечку над ним не держала, а я точно ни с кем шуры-муры не крутила. Значит, буду отвечать только за себя.

Отпустив подозрительную горничную, мы с Чарли устроили совет. Верить на слово было нельзя, Джейн ничего не стоило свалить свою вину на нового человека в доме. О содержимом чашки также невозможно было однозначно судить. Это мог быть как яд, так и любовное зелье кустарного производства. Если последнее, возможно, дурёха была влюблена в хозяйского сына, но побоялась признаться. Как-то не верится, что на Бена положила глаз незнакомая девушка, которая при встрече смотрела на меня как на дохлого таракана.

Переживания по поводу собственного самочувствия легко испарились. После лекарства боль практически отпустила, и новых симптомов вроде затруднённого дыхания, паралича или банальной диареи не последовало. Можно было жить дальше.

– Чарли, попробуй аккуратно узнать у мамы что-нибудь про этих девиц. Откуда они, что вообще о них известно. Будет спрашивать, зачем это тебе, скажешь, что ты будущая хозяйка и должна уметь подыскивать прислугу.

Она согласно кивнула.

– Ты хорошо придумал. С учётом того, что в последнее время у нас тут просто исход евреев из Египта, мама ни о чём не догадается.

Не очень поняла, что она имела в виду, но «Египет» неприятно царапнул душу.

Глава 10. Тариф «потусторонний»

«Это был мой ангел-хранитель, но, увы, как ни стараюсь, не могу вспомнить его лицо…»

Дневниковая запись, 15 апреля 1912 г.

Оз явно пытался меня развеселить, рассказывая забавные истории о спиритических сеансах, на которых имел счастье присутствовать, и от этого моё настроение только сильнее портилось. Материализовавшиеся призраки, которые оставляют на зрителях следы от муки, не помогут мне вернуться в двадцать первый век. Не нужна мне шоу-программа со спецэффектами, мне давно пора домой!

А Чарли не могла удержаться от смеха. Она стыдливо опускала голову и прикрывала рот рукой, потому что леди не пристало ржать, как лошадь. Будь здесь миссис Хант, она бы обязательно отругала дочь за столь вольное поведение. Она вообще любила шпынять девушку по поводу и