— Я помогу тебе с призраками, — кротко сказала ей.

— И ты поможешь мне с моим соседом.

Я сморщила нос.

— Соседом? Я думала, что этот старый дом заброшен.

Она глубоко вдыхает, ее ноздри раздуваются от злости.

— Так и было. Карлайлы поумнели и съехали несколько десятилетий назад, а их ужасный наследник въехал и начал восстанавливать это место.

— Не дай Бог, чтобы его восстановили, — бормочу я себе под нос.

— Именно так я и думаю! — восклицает она.

Она громко сигналит, когда мы съезжаем с шоссе на сельскую двухполосную дорогу, ведущую к ее удивительной усадьбе в викторианском стиле и акрам великолепного лесного массива.

Я вздыхаю, расслабляясь в своем кресле.

Может быть, пребывание у тети Тилли — это как раз то, что мне нужно.

Густые заросли восточнотехасского леса, которые я помню, внезапно уступают место открытому пространству ухоженного газона и точно рассаженному шалфею, над которым жужжат пчелы. Я сажусь прямо, и у меня отпадает челюсть при виде ярко-белого забора из штакетника, идущего вдоль дороги.

Я не помню этого.

Возле недостроенной решетчатой калитки стоит высокий мужчина, ростом далеко за сто восемьдесят сантиметров, с лопатой в руках.

И без рубашки.

Мили мышц пресса. Мили. И ярко-выраженная V, уходящая в брюки.

Я захлопываю рот, опасаясь, что из него вытечет слюна.

— Он работает на твоего соседа? — спрашиваю я, обмахивая рукой лицо. — Ты тоже могла бы его нанять.

Пот стекает по его телу, и я облизываю губы. Его лицо не видно из-за бейсболки на голове, но если оно соответствует этому телу? Вау.

— Это Уорд Карлайл, — фыркает тетя Тилли. — Сам дьявол во плоти.

— Горячий, — говорю я.

Тетя Тилли поднимает на меня бровь.

— В аду, — поспешно добавляю я. — Должно быть, в аду горячо. Там, где живет дьявол.

— Берегись его, Тара. Внешность может быть обманчивой.

— Угу, — мычу я. Если тетя Тилли считает, что он, достаточно красив, чтобы быть обманчивым, то его лицо, вероятно, так же прекрасно, как и все остальное.

Уф.

Вскоре мы сворачиваем на участок Тилли — родовое поместье нашей семьи, и я хмуро смотрю на то, что встречает меня.

Заросшие грядки, сорняки, пробивающиеся сквозь некогда ухоженную изгородь из ивовых веток — гордость и радость Тилли. Однажды осенью я помогла ей построить половину изгороди, после того как она по специальному заказу привезла ветки из северного штата, где выращивают необходимый для этого сорт ивы. После этого проекта я заново оценила хорошую пару садовых перчаток и получила больше заноз, чем могла сосчитать.

То, что раньше было обилием цветения в конце лета и начале осени, превратилось в полный хаос. Я тяжело сглотнула.

— Не смей говорить ни слова, юная мисс, — говорит мне Тилли. — Я не заметила, чтобы ты добровольно приезжала помогать, как раньше. Или хотя бы заходила на ужин.

Чувство вины захлестывает меня, и я с трудом сдерживаю оборонительную позицию, наступающую мне на пятки.

— Ты права, — говорю вместо этого. — Мне жаль. Я не… Я была занята в магазине и просто пыталась…

Я оборвала себя, не давая себе произнести слова, которые не позволяла себе произнести несколько лет.

Пыталась удержаться на плаву.

Пыталась не захлебнуться в долгах, из которых я выкарабкивалась с тех пор, как открыла… сомнительный бизнес в Библейском поясе2.

— Ну, не могу сказать, что надеялась, что ты действительно извинишься. — Она хмыкает, а я прикусываю щеку, стараясь не ухмыльнуться ее взволнованной реакции. — Может быть, ты повзрослела больше, чем я думала.

Я не могу удержаться от того, чтобы не посмотреть на нее с сомнением. Мне тридцать два года. Я очень даже взрослый человек, и у меня есть все… черт, дерьмо.

Может быть, у меня нет ничего, чтобы доказать это.

Моего бизнеса больше нет.

У меня нет второй половинки.

Я едва нахожу время, чтобы увидеться с другими своими друзьями в городе, хотя они тоже заняты.

А теперь я переезжаю к своей пожилой тете.

— Может да. А может, и нет, — пожимаю я плечами.

— Пока ты не стала слишком взрослой, чтобы помогать мне здесь, у нас все будет хорошо.

— Я с удовольствием помогу тебе. Это самое малое, что я могу сделать. По крайней мере, мне не придется готовить для нас, — говорю ей, и она улыбается. Гравийная дорога уступает место асфальту, когда мы подъезжаем к дому, и я хватаюсь за сумочку, глядя на неуместную викторианскую усадьбу. Она очаровывала меня в детстве: двускатные крыши и башенка с эркером на фасаде. Крыльцо, как и прежде, живописно огибает фасад дома. Вентиляторы, лениво вращающиеся над головой, не совсем соответствуют историческим стандартам, но тетя Тилли никогда не придавала этому значения.

В условиях нестерпимой техасской жары я не могу сказать, что виню ее за это.

Виргинский вьюнок взбирается вверх по серо-голубому сайдингу, цепляясь за белые ставни и трещины кедра, зеленые листья дрожат от призрачного ветерка. Я следую взглядом за ним вверх и вверх, до самого чердака третьего этажа, где что-то колышется в окне.

Я тяжело сглатываю, не обращая внимания на холодный озноб страха, который пробирает меня до самых лопаток.

— Старушка выглядит не так уж плохо, правда?

— Этот вьюнок испортит сайдинг, — заставляю себя сказать.

— Нет, он придает характер. Если ты собираешься жить в доме с привидениями, то можешь сделать так, чтобы он выглядел соответствующим образом.

— Ты так говоришь только потому, что не можешь его снять.

— Безусловно, — соглашается Тилли. — Но я должна дать плутовкам повод для разговоров, верно? Призракам он тоже нравится.

Тилли маневрирует на машине, объезжая дом снаружи, и плавный ход снова сменяется хрустом гравия, когда мы выезжаем на восточную сторону ее участка.

— Ива огромная.

— Неужели ты так давно здесь не была? — Она смотрит на меня, но в вопросе нет осуждения. Только легкое удивление.

Я мысленно подсчитываю.