— О да, мы были бы рады получить двойную порцию. Это было бы очень щедро с твоей стороны. М-м-м… Нет, мы не употребляем молочные продукты. Очень мило с твоей стороны, что ты спросила. И вот что я тебе скажу: не могла бы ты передать остальным девочкам, что нам не помешала бы помощь? Чем больше у нас — у нее — будет еды, тем легче ей будет. Ей сейчас нужно, чтобы все было легко, бедняжке. — Она кивает, а потом шлепает меня по бедру — довольный удар, который больно жжет. — Да, мы любим куриный тетраццини1 и салат «Цезарь». Конечно, мы рады любому блюду. Знаешь, уверена, что твой знаменитый хлеб из закваски поднимет ей настроение. Пять буханок, наверное, в самый раз, угу. Конечно. Нет, спасибо. Ты просто ангел. О, мне нужно идти. Она только что опять начала плакать.

Тетя Тилли обрывает разговор с бедной Сарой Ходжинс, которую ей только что удалось ввести в заблуждение и заставить прислать ей продукты на неделю, а если она сможет убедить остальных жительниц Нью-Хоупвелла, то, возможно, еще на месяц или два.

Даже не злюсь. Я впечатлена. И немного напугана.

Я тяжело сглатываю, а она ухмыляется, как Чеширский кот. Беловолосый, но такой же непредсказуемый.

— И во сколько мне обойдется проживание у тебя, тетя Тилли?

— О, пожалуйста. Какая ерунда. — Она взмахивает рукой, и ее ногти, покрытые акварельным лаком, сверкают в лучах позднего сентябрьского солнца. — Не много. Совсем немного.

— Тетя Тилли, — говорю, стараясь вложить в свой голос как можно больше предупреждения.

— Я расскажу тебе об этом, когда ты сядешь в машину, — уговаривает она, невинно моргая, хлопая ресницами.

— Не-а. — Качаю головой, потому что, если я и знаю свою тетю Тилли, то она всегда и во всем ищет свою выгоду. Не то, чтобы она не была щедрой — она прекрасный человек. Она всегда была моим задушевным другом на редких семейных встречах. Тетя — черная овечка, с которой мне не терпелось провести время. — Расскажи мне сейчас.

Как бы ни любила тетю Тилли, я не идиотка и горжусь тем, что умею читать людей.

Она вздохнула, пригладив свои короткие белые волосы.

— Ничего такого. Для тебя.

Я смотрю на нее, слегка обеспокоенная тем, что это значит. Ее древний Вольво припаркован на углу, поблескивая на ярком сентябрьском солнце. Царапина на боковой двери, появившаяся после того, как она учила меня водить машину, давно заделана, но, думаю, если бы я присмотрелась как следует, то смогла бы ее разглядеть.

Когда мы забираемся внутрь, старые кожаные сиденья скрипят. Они еще достаточно упругие, но уже начинают демонстрировать свой возраст.

— Ты забыла продукты, — говорит она мне, заводя машину. С нескольких попыток двигатель заводится, и тетя Тилли любовно поглаживает приборную панель.

Я фыркаю.

— Думаю, тебе хватит еды до конца года.

— Вряд ли. — Она подмигивает мне, ухмыляясь, затем включает задний ход и упирается своей старческой рукой в спинку моего сиденья, осторожно сдавая назад.

Я откидываю голову назад, прислоняясь к подголовнику, охваченная воспоминаниями, и вдыхаю запах карамели, который всегда присутствует в этой машине благодаря пожизненному запасу необъяснимых автомобильных дезодорирующих средств со вкусом карамели, приобретенному Тилли на распродаже в одну из «черных пятниц» много-много лет назад.

Мы едем по усаженному соснами шоссе, единственный звук, который я слышу, — это шум кондиционера, и только тут вспоминаю о ниточках, которые Тилли приготовилась использовать, чтобы манипулировать мной, как веселой марионеткой.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала, тетя Тилли, — тихо говорю, наблюдая за ней краем глаза.

У нее напрягается жилка на виске, а потом она смотрит и ухмыляется мне.

Интересно.

— Ну, от такой пожилой женщины, как я, нельзя ожидать, что она будет в одиночку выполнять всю работу по дому в нашем родовом поместье.

— И это все? — спрашиваю я, удивляясь. — Конечно. Я не против помочь, чем смогу…

— И мне нужно, чтобы ты избавила меня от призраков. — Она говорит это так буднично, что мне требуется минута, чтобы осознать всю нелепость ее слов.

Я смеюсь, и у нее снова дергается жилка на виске.

— Я не верю в призраков, — говорю ей. — Поэтому с удовольствием помогу тебе избавиться от несуществующих бугименов. Прежде всего, я позвоню пожарному и попрошу его проверить, нет ли утечки угарного газа.

Тилли умудряется бросать на меня испепеляющие взгляды, отчего мне кажется, что мне снова тринадцать лет и меня снова отправили жить к ней, чтобы мои родители могли провести лето без детей. Она смягчает свой взгляд тихим, музыкальным смехом, который также смягчает мои воспоминания, и я импульсивно протягиваю руку и ласково сжимаю ее запястье.

Оно более сухое, чем я помню, не такое прочное, а ее кожа на моей ладони — тонкая как бумага.

— Ты не помнишь, как мы все праздники общались с духами? — ехидно спрашивает Тилли.

— Конечно, помню. — Я снова опускаю руку на колени, наблюдая за тем, как за окном проносятся вечнозеленые деревья, усыпанные сосновыми шишками. — Ты дала мне навыки, которые я превратила в бизнес.

Тилли научила меня гаданию на Таро. Она научила меня быть непредвзятой. Научила меня маленьким колдовским ритуалам, благодаря которым я чувствовала себя особенной и близкой к ней. Она научила меня быть… ну, в общем, собой.

Но… я выросла. Я отмахнулась от многого из того, что мы делали на летних и зимних каникулах, как от фантазий.

У меня по спине пробежал холодок.

Я думала, что Тилли делает это, чтобы развлечь меня. Чтобы развлечь нас обеих.

Я прищурила глаза, внимательно изучая ее. Конечно, она стала старше, как и я, и я вижу намеки на себя в ее сильном носе и высоких скулах, но… что, если она…

— Даже не думай так на меня смотреть, юная леди, — рявкнула она, напугав меня.

— Как?

— Как будто я сошла с ума. Возможно, ты не хочешь верить в существование сверхъестественных существ, но поверь мне, Тара, они верят в тебя.

Я тяжело сглотнула.