О том, что его услышали далеко не все, свидетельствует реакция Фридриха Великого на «Систему природы». Тот, кто так обхаживал философов и был превознесен как их покровитель и идеал, ополчился против них, увидев, что один из их лидеров нападает на абсолютную монархию, а также на христианство. Ему было выгодно, чтобы католические державы ослабили свое внутреннее единство в результате кампании против церкви; но то, что этот бунтарский экстаз осмелился теперь оскорблять не только королей, но и Бога, вызвало у него негодование, а возможно, и страх. То же перо, которое когда-то написало «Анти-Макиавель», теперь сочиняло «Рефутацию системы природы». Этот человек, д'Ольбах, зашел слишком далеко и слишком быстро. «Когда человек говорит на публике, — советовал Фредерик, — он должен учитывать деликатность суеверных ушей; он не должен никого шокировать; он должен подождать, пока время не станет достаточно просвещенным, чтобы позволить ему думать вслух».151

Очевидно, по предложению Фредерика, но, вероятно, больше из-за страха, что крайний радикализм д'Ольбаха оттолкнет от философского лагеря всех, кроме атеистов и революционеров, Вольтер, подобно генералу, упрекающему самонадеянного лейтенанта, вставил в статью «Dieu» в своем философском словаре несколько страниц с критикой шеф-повара д'Ольбаха. Он начал:

Автору удалось добиться того, что его читали и ученые, и невежды, и женщины. Его стиль, таким образом, обладает достоинствами, которых не хватало стилю Спинозы. Он часто ярок, иногда красноречив, хотя, как и все остальные, может быть обвинен в повторениях, декларациях и самопротиворечиях. Но в том, что касается глубины, ему очень часто не доверяют как в физике, так и в морали. Здесь затронуты интересы человечества, поэтому мы рассмотрим, является ли его доктрина истинной и полезной.

Вольтер не согласился бы с тем, что порядок, который мы приписываем Вселенной, и беспорядок, который мы можем обнаружить в ней, являются субъективными понятиями и предрассудками; он утверждал, что порядок в подавляющем большинстве случаев очевиден, а беспорядок иногда болезненно ясен.

Разве ребенок, родившийся слепым или безногим, или чудовищным уродом, не противоречит природе вида? Разве не обычная закономерность природы создает порядок, а нерегулярность — беспорядок? Разве это не великое отклонение, не ужасное расстройство, когда природа наделяет ребенка голодом и закрытым пищеводом? Эвакуация всех видов необходима, но выделительные каналы часто не имеют отверстий, которые необходимо устранить…. Происхождение расстройства еще предстоит выяснить, но расстройство реально.

Что касается способности материи порождать жизнь и разум, то Вольтер, хотя тоже когда-то склонялся к этому мнению, предпочел скромный агностицизм уверенным предположениям д'Ольбаха:

«Опыт [цитирует он «Систему»] доказывает нам, что материя, которую мы считаем инертной и мертвой, обретает действие, жизнь и разум, если ее соединить определенным образом». Но именно в этом и заключается трудность. Как возникает живой зародыш? Об этом и автор, и читатель одинаково невежественны. Следовательно, не являются ли система природы и все [философские] системы в мире столь многочисленными снами? «Необходимо [говорит д'Гольбах] дать определение жизненного принципа, что я считаю невозможным». Разве это определение не является очень простым?… Разве организация жизни не связана с чувством? Но то, что эти два свойства могут возникнуть исключительно из материи в движении, доказать невозможно; а если это невозможно доказать, то зачем это утверждать?…Многие читатели будут возмущены решительным тоном, принятым, когда ничего не объяснено…. Когда вы осмеливаетесь утверждать, что Бога нет или что материя действует сама собой по вечной необходимости, вы должны продемонстрировать это, как предложение Евклида; в противном случае вы опираетесь на «возможно». Какое основание для веры, имеющей величайшее значение для человеческой расы!

Д'Хольбах поддержал абиогенез, сославшись на эксперименты (1748) английского иезуита Нидхэма, который считал, что ему удалось получить новые организмы из неживой материи. Вольтер, внимательный к последним достижениям науки, сослался на эксперименты (1765) Спалланцани, показавшие ошибочность процедуры и выводов Нидхэма. Д'Хольбах не видел в природе никакого замысла; Вольтер видит много. Он утверждает, что развитие интеллекта в человеке указывает на наличие интеллекта во Вселенной или за ней. Наконец, он возвращается к своему знаменитому утверждению, что «если бы Бога не существовало, его нужно было бы изобрести»; что без веры в Высшее Существо, в его разум и справедливость жизнь с ее тайнами и страданиями была бы невыносима. Он присоединяется к д'Ольбаху в презрении к суевериям, но защищает религию как простое поклонение божеству. Он дружелюбно заключает:

Я убежден, что вы сильно заблуждаетесь, но я также убежден, что вы честны в своем самообмане. Вы хотели бы, чтобы люди были добродетельными даже без Бога, хотя, к сожалению, вы сказали, что «если порок делает человека счастливым, он должен любить порок» — ужасное предложение, которое ваши друзья должны были убедить вас стереть. Во всем остальном вы внушаете доверие. Этот философский спор будет вестись только между вами и несколькими философами, рассеянными по Европе, а остальной мир даже не услышит о нем. Люди не читают нас…. Вы не правы, но мы обязаны уважать ваш гений и вашу добродетель.152

Мы не знаем, было ли у Вольтера сердце в этом опровержении. Отметим его легкое замечание, когда он узнал, что Фридрих также написал против «Системы природы»: «Бог имеет на своей стороне двух наименее суеверных людей во всей Европе, что должно было бы его очень порадовать».153 Он попросил герцога де Ришелье сообщить Людовику XV, что невольный изгнанник Ферней написал ответ на дерзкую книгу, о которой говорил весь Париж.

Друзья д'Ольбаха опубликовали критику Вольтера как средство рекламы идей барона. Молодые бунтари приняли материализм как знак храбрости в войне против католицизма. Философия д'Ольбаха вошла в дух Французской революции до и после Робеспьера, который предпочитал Руссо; отголоски «Системы» мы слышим у Камиля Десмулена, Марата и Дантона.154 «Д'Ольбах, более чем Вольтер, более чем Дидро, — говорит Фаге, — является отцом всей философии и всей антирелигиозной полемики конца восемнадцатого и первой половины девятнадцатого века».155 Во времена Директории один из министров разослал копии книги д'Ольбаха всем главам департаментов, пытаясь сдержать католическое возрождение.156 В Англии мы ощущаем влияние д'Олбаха в материализме Пристли (1777); «Исследование политической справедливости» Годвина вытекает из д'Олбаха, Гельвеция и Руссо в таком порядке влияния;157 А восторженный атеизм зятя Годвина, Шелли, возник