шепнул ему, что у стамбульского аги есть необычайно красивый 14-летний сын. Мехмед держал гарем как из женщин, так и из мальчиков – поэтому он послал евнуха в дом Нотараса с требованием отдать ему юношу для любовных развлечений. Оба старших сына Луки погибли в битве за Константинополь – и он отказался подвергнуть своего младшего отпрыска позорной участи. За непокорным вельможей отправили стражников – и вскоре они привели к султану Нотараса вместе с его сыном и зятем. Лука вновь отказал Фатиху, и тот велел обезглавить агу и обоих молодых людей. Последним желанием Нотараса было, чтобы сына и зятя казнили раньше него, дабы их не огорчил вид его смерти. Мехмед положил отрубленные головы на праздничный стол и продолжил пировать.

Расправа над Лукой Нотарасом спровоцировала греческие погромы, но уничтожение греков не входило в планы падишаха. Напротив – Мех-мед распорядился восстановить Константинопольский патриархат и избрать патриарха; так маленький район Фенер на берегу Золотого Рога превратился в греческий центр гигантской Османской империи.

История константинопольской патриархии – это вечная история роскоши и могущества, окончившаяся многими скорбями. Бродский говорит, что христанство на берегах Босфора «овосточилось» и его подлинная сущность подверглась искажению: «Византия была мостом в Азию, но движение по этому мосту шло в обратном направлении… Да, спору нет, Христианство номинально просуществовало в Византии еще тысячу лет – но что это было за Христианство и какие это были христиане – другое дело».

По мнению некоторых историков, вечные религиозные споры греков стали одной из главных причин падения Византии. Константинопольский патриархат отражал суть паствы, аккумулировал ее грехи и дурные наклонности. Гиббон, посвятивший половину 6-го тома «Истории упадка и разрушения Великой Римской империи» Ближнему Востоку и Средиземноморью, отмечает, что константинопольские греки возбуждались от одного только духа религии – но этот дух производил лишь злобу и разлад.

Монтескьё напрямую обвиняет греческих священников в катастрофе. Монахи пользовались большим влиянием при византийском дворе, однако это влияние слабело по мере того, как двор развращался; в итоге и монахи, и приближенные василевса были поражены злом. Императоры прилагали невероятные усилия, дабы то успокаивать, то разжигать теологические споры, которые становились тем горячее, чем незначительнее была их причина. Монтескьё приводит типичный для Византии пример отношений между патриархом и василевсом: однажды Андроник I Комнин сказал патриарху, чтобы тот не вмешивался в управление государством. Патриарх ответил: «Это все равно, как если бы тело говорило душе: “Я не желаю иметь ничего общего с тобой, я не нуждаюсь в твоей помощи для отправления свойственных мне обязанностей”».

В самом титуле константинопольского патриарха заключена жестокая насмешка – он подобен призраку, ибо содержит гордое имя поверженного города. Пережив Византию, патриархия утратила власть и богатство. Греческие священники оказались между молотом и наковальней: сначала они были христианами в мусульманской Порте, потом – в светской республике Ататюрка. Сегодня резиденция патриарха в Стамбуле отреставрирована – но, по всей видимости, историческая миссия патриархии давно окончена.

Первым Вселенским патриархом османского периода стал монах Геннадий Схоларий. Помимо сана, Мехмед II пожаловал ему титул паши и право на земельную собственность. К патриарху следовало обращаться так, как раньше обращались лишь к василевсам, – «megas authentes» («великий государь»). Турки с трудом произносили греческие слова (поэтому Адрианополь был переименован в Эдирне, Смирна – в Измир и т. д.). Титул патриарха в турецком произношении звучал как «эфенди» (тур. efendi – правитель, хозяин). Постепенно так стали называть уважаемых мужчин. В наши дни обращение «эфенди» применяется по отношению к мужчинам среднего и пожилого возраста.

При Геннадии Схоларии христиане получили вместо переделанного в мечеть собора Святой Софии большую пятиглавую церковь Святых Апостолов, которая явилась прообразом для всех последующих многокупольных православных храмов (в т. ч. на Руси). В 1461 году церковь Святых Апостолов снесли и воздвигли на ее месте монументальную мечеть Фатих – одну из главных мечетей султанского Стамбула, призванную напоминать о завоевателе и служить местом его упокоения. Греческого патриарха эти пертурбации не коснулись – еще в 1456 году Геннадий Схоларий с разрешения Мехмеда II перебрался в церковь Богородицы Паммакартисты, оставшуюся после династии Палеологов.

В 1486 году Мурад III велел переделать церковь Богородицы Паммакартисты в мечеть Фетхие. Обездоленный патриархат переезжал с места на место, пока в 1601 году не обрел новый дом в соборе Святого Георгия.

Генри Мортон, удостоившийся аудиенции у константинопольского патриарха Вениамина I, вспоминает, как ожидал приема в его резиденции. Журналист сравнивает свой визит с посещением знатного, но обедневшего семейства. Комната, отведенная Вениамину I, была приемной патриархов, которые прежде короновали византийских монархов, служили у алтаря Святой Софии и состязались в могуществе с самим Папой Римским. Они преклоняли колени лишь перед василевсом и шествовали по страницам истории в раззолоченных одеждах, похожих на одеяния святых на иконах. Спустя столетия тени Комнинов и Палеологов жили в маленьком доме в Фенере – и роскошная Византия будто съежилась до размеров темной комнатки, где сидел Мортон.

На момент посещения Мортоном Стамбула судьба тамошних греков, армян и евреев уже не была связана с конкретными семтами и махалле – в результате пожаров, погромов и эпидемий они покинули город либо расселились по всему Стамбулу. Местные армяне считают себя коренными жителями. Они правы: их далекие предки появились на берегах Босфора очень давно. Армянский историк XVII века Аракел Даврижеци рассказывает, что в незапамятные времена «весь народ армянский… разбрелся и рассеялся по всему свету: на Кипр, в Константинополь и города, расположенные вокруг него…»

Армяне играли значительную роль в византийской столице. 29 императоров и императриц были армянского происхождения (Лев V даже получил прозвище «Армянин»). В X веке правители из Македонской (армянской) династии сделали Византию великой державой. Армянский язык был государственным наравне с греческим. Отпрыски знатных армянских родов (Арцруни, Пакурианы, Торониты и др.) замещали ключевые посты в госаппарате, были священниками и военачальниками, занимались торговлей, наукой и искусством.

В числе выдающихся константинопольских армян – полководец Нарсес, подавивший вместе с Велизарием восстание «Ника» (532), математик Николай Артавазд, а также патриарх Константинопольский Иоанн VII Грамматик – известный (как и Лев V) своей активной иконоборческой деятельностью. Гонения на приверженцев икон разразились в 730 году по инициативе Льва III Исавра. С точки зрения иконоборцев, изображения святых были идолами, а их почитание – идолопоклонством.[420] Сперва в Константинополе сняли икону с Влахернских ворот; затем изображения святых вынесли из Святой Софии. Потом пришел черед всех прочих храмов византийской столицы. Повсюду на улицах валялись гвозди, так что нельзя было пройти, не повредив ногу.

После завоевания Константинополя Мехмедом II армяне продолжали жить на берегах Босфора. Гибель христианского государства почти не отразилась на статусе его армянского населения; но поэт и музыкант Аракел Багишеци написал в 1453 году проникновенный «Плач о столице Византии»:

Окружили тебя неверные

И осквернили, Византия,

Стала посмешищем ты

Для соседей-язычников, Византия.

Константинопольским армянам повезло: Мехмед II был свиреп, но умен. В отношениях с ними султан не стал руководствоваться ни опытом Персии, ни опытом Византии – ибо модели, принятые этими империями, нельзя считать удачными. В VI веке персы завоевали территорию нынешней Армении, и в 571 году ее жители восстали. Католикос[421] Ованес обратился за помощью к врагу Персии – Византии. В 572 году он приехал в Константинополь и встретился с василевсом Юстином II в храме Святой Софии. С тех пор двери, через которые католикос вошел в собор, называются Армянскими.

Однако византийские правители воспринимали армян как средство в достижении религиозного господства. Рим и Константинополь никак не могли поделить Вселенную – и увеличивали за счет армян свою паству и территорию духовно-политического влияния. В целом политика Византии заключалась в ослаблении армянских княжеств. Константинополь хотел подчинить себе Армянскую церковь.

Проницательный Мехмед II, в отличие от шаха и василевса, понимал, что дискриминация вызовет у армян лишь ненависть и отвращение к османам. Султан не запрещал армянам отправлять христианские богослужения – ведь армяне гордились тем, что первыми приняли христианство как народ еще в 301 году. Об их преданности своей вере повествует загадочная легенда.

В начале XVIII века в Париже умер один из знаменитейших узников в истории – Железная маска.