набитый старым тряпьем и подушками. Из мешка вырвался запах плесени, смешавшийся с пьянящим ароматом томатной ботвы.

– Тебе не казалось, что ты рискуешь? В смысле с Бабой.

– Разве бывает брак без риска? Нет. Брак без риска невозможен.

– Просто… Я рискую с Джо.

– Если любишь, все остальное тебе нипочем, – сказала Ма. – Любовь – это самое главное, а когда появляются проблемы, ты можешь с ними справиться.

Ма справилась со многим. Наверное, требовалась огромная смелость, чтобы заявить основателю и президенту «Хуссейн индастрис», что она хочет выйти замуж за нищего мальчишку без высшего образования.

Хашим Хуссейн – Наана для Ясмин и Арифа – был одет в белую курта-паджаму, такую же белую, как его белая борода, ослепительная на фоне его кожи. Он сидел в плетеном кресле под потолочным вентилятором в приемной, заставленной мягкой мебелью. Стоило сесть в нее, как у вас мгновенно потели зад и спина. Слуги в его присутствии крались, словно побитые псы, ретивые, настороженные и робкие. В их первый приезд девятилетнего Арифа и одиннадцатилетнюю Ясмин, отмытых и проглотивших языки, с прилизанными, блестящими от кокосового масла волосами, представили пред его очи. Он поманил к себе Арифа, но тот шагнул назад, и Ясмин пришлось его слегка подтолкнуть. Наана схватил Арифа, зажав его худенькую руку между большим и указательным пальцами. После беглого осмотра он отпустил его, и Ариф бросился наутек и спрятался за ногами Ма. Ясмин собралась с духом, готовясь к своей очереди, но, к ее разочарованию, Наана ее не подозвал. Оставшиеся две недели она дожидалась возможности произвести на него впечатление, но подходящий случай так и не представился. Шанс не выдался и в следующий их приезд, а потом оба родителя Ма скончались.

Наверное, сначала Ма рассказала про Бабу своей матери, которую Ясмин и Ариф называли Наани. У Наани были глаза-изюминки и крошечные ступни. Удивительно, что она вообще могла ходить. Большие пальцы на ногах были размером с орехи кешью. Ясмин заметила, что, оказываясь в одной комнате с Бабой, она всякий раз покрывала волосы, хотя при других родственниках мужского пола так не делала. В то время Ясмин посчитала это знаком уважения, но теперь догадалась, что Наани так и не приняла Бабу. Да, Гарриет права – Ма и в самом деле замечательная женщина. Она преодолела все преграды на пути своей любви.

– Спасибо, Ма, – дрогнувшим голосом сказала Ясмин. Вот уже много лет она не чувствовала себя настолько растроганной маминым браком по любви. Ма не словами, а своим примером научила ее, что любовь побеждает все.

Аниса подняла ведро с помидорами и протиснулась мимо Ясмин, рассеянно погладив ее по голове.

Они отнесли дары осени – тыквы, кабачки, морковь, свеклу, лук – в кухню, кладовую и, большей частью, в гараж, по-прежнему набитый остатками сорванной дворовой распродажи, затеянной Анисой.

– Я приготовлю много чатни, – объявила Ма, словно ее охватило внезапное вдохновение и этот исход не был предопределен окружающим их сельскохозяйственным изобилием.

На улице, сразу перед дверью в кухню, между стеной, покрытой камешковой штукатуркой, и навесом для мусорных баков, был солнечный уголок. Они сели на табуреты, чтобы передохнуть. Ма развязала свою паллу и промокнула ею лицо, а Ясмин принялась выковыривать землю из-под ногтей.

Через какое-то время Аниса сказала:

– Я живу тут так долго в этом доме. Так много-много лет. – Ма вздохнула, и полоска смуглого живота между сари и блузой заколыхалась. Она наморщила маленький круглый нос. – Почему мы не поселились в Уэмбли? Индийцы должны жить в Уэмбли, в Саутолле или, еще лучше, в Тутинге. В Саутолле хорошо, но в Тутинге больше мусульман.

– Ты проводила исследование индийцев в Великобритании? – рассмеялась Ясмин. – И чего ради? Тебе же здесь нравится! – Ма ворчала и иногда намекала, что ей приходится отправляться за тридевять земель, чтобы купить рыбу-гильзу, а в женских меджлисах нет бенгалок, но на самом деле обожала ездить на автобусах и встречалась в меджлисах со множеством разных женщин из Турции, Афганистана, Сомали, Ирака…

– Много гуджаратцев в Тутинге, – сказала Ма, – но кое-кто говорит и по-бенгальски. В Тауэр-Хамлетс их тоже много. Почему мы должны жить здесь, как мыши?

– Мыши? – переспросила Ясмин. – Ты о чем?

– Мыши, – тихо, но решительно подтвердила Ма. Ее волосы, свежеокрашенные хной, блестели, как вареная свекла, а средние и безымянные пальцы на руках пожелтели от куркумы. – В Харроу тоже есть гуджаратцы, а в Илфорде много пенджабцев, даже Уотфорд я предпочитаю, а там тамилы, но даже это более приемлемо.

– Приемлемо? – удивилась Ясмин. – Но тебе здесь нравится!

– Нет, – сказала Аниса. – Твой отец держит меня здесь на привязи, как… как козу.

– Баба тебе ничего не запрещает.

– Я хотела добиться чего-то в жизни. – Ма умолкла, теребя пальцами складки сари. Потом, решившись, заговорила взахлеб, словно смелость в любую секунду могла ее покинуть. – Но твой отец держит… – она снова запнулась, – сег… рег… гацию, и что я могу сделать, когда таково условие и так мы живем?

Ма поступила в университет в Калькутте, но через несколько месяцев познакомилась с Бабой и бросила учебу. Это решение она приняла сама, никто ее ни к чему не принуждал. Кроме того, Ма немалого добилась. Она вырастила детей.

– Ма, – возразила Ясмин, – у тебя такая насыщенная жизнь, столько дел – да хоть подготовка к моей свадьбе! – А девушка Арифа ждет ребенка. Скоро тебе будет чем заняться. Эти слова готовы были сорваться с ее языка.

– Миссис Сэнгстер говорит, что никогда не поздно, и лучше обо всем разговаривать.

Ну разумеется, без Гарриет не обошлось! Ей-то легко подбивать Ма на разговоры бог знает о чем, ведь у Сэнгстеров принято все обсуждать. Но в этой семье всё по-другому. В семействе Горами не болтают что попало. Одному богу известно, к чему это приведет.

– Миссис Сэнгстер говорит, что без социума мы увядаем. – Ма округлила глаза точь-в-точь как Гарриет и произнесла последние слова с нажимом.

– Но ты же тут всех знаешь, – возразила Ясмин. – У тебя куча друзей.

На самом деле друзей у Ма не было. Только клиенты, которым она доставляла бесплатную еду. Но раньше ее это вполне устраивало. Болтовня о том о сем у калитки. Готовка. Поездка в универмаг, где большинство товаров продаются за один фунт. Перебирание вешалок с одеждой в магазине фонда сердечников. Снова готовка. Молитвы. Семья. Вязание спицами, вязание крючком, засолка, штопка, огородничество, выпечка, недопеченные затеи по домашнему благоустройству. Снова молитвы. Ма было не до скуки. Она была вполне довольна, пока Гарриет не решила вмешаться.

– Я была изолирована, – сказала Ма, старательно произнеся это слово, – слишком-слишком долго.

Ясмин снова села. Сегрегация! Это слово, которое Ма выговорила с таким трудом, только сейчас дошло до сознания Ясмин. Если бы они жили в Тутинге, жизнь Ма была бы иной. Зато в Таттон-Хилл столько простора, свежий воздух, хорошие школы. Кто-то – может, муниципалитет? – высаживает вокруг уличных деревьев анютины глазки. Зимой их сменяют цикламены. Здесь тихо. Никто не сует нос в чужие дела. Баба приветливо относится ко всем соседям, но, будучи замкнутым человеком, предпочитает держаться сам по себе. Таттон-Хилл – идеальный район.

Харут и Марут

Сегрегация. Изоляция. Неужели Ма правда так считает? Или ее просто накручивает Гарриет? Но возможно, ей одиноко… возможно, она страдает от одиночества уже давно. Пока Ясмин раздумывала, Ма ушла заварить чай и разогреть самсу, чтобы вместе перекусить на солнышке.

Когда Ясмин было лет тринадцать и у нее, к ее великому ужасу, начали развиваться болезненные грудки и отвратительный интерес к мальчикам, в тупичке поселилось новое семейство. Семья Гази жила в отдельном доме, ближнем к парковым воротам. В их сад можно было спокойно заехать на машине слева и выехать справа. И незачем было выезжать задним ходом, как Баба