Навык: Травничество, 15.

Навык: Ремонт оружия, 5

Мертвая охота. Инстинкт выслеживать живых, чувствовать их слабость и страх.

Провокация. Воспоминания о том, как лучше вызывать чувство гнева и неудовольствия.

…

Выбираю травничество. Только падает мне не пятнадцать баллов, а всего четыре.

Голову пронзает боль. А следом в моем сознании селится еще одна порция чужой ненависти, рядом с остатками первой. Я рычу. Мне хочется вцепиться в чье-то горло.

Кража воспоминаний (Memory Theft): +1

— Ты не справишься… — вдруг прошептал Барт. Его улыбка была кровавой и безумной. — Ты не выживешь в этом мире. А если тебя не убьет целитель или не бросят новые товарищи по команде, я буду преследовать тебя вечно, сопляк.

Вспышка ярости захлестнула меня. Как этот недобитый мертвец смеет мне угрожать⁈

Я схватил шест обеими руками, взлетел вверх по ступеням.

— Заткнись! — закричал я.

И обрушил шест ему на голову.

Удар был оглушительным. Кости черепа треснули под тяжестью удара. Барт захрипел, но я не остановился.

— Ты! Никогда! Не! Вернёшься! — кричал я с каждым ударом.

Шест снова и снова опускался на его голову, пока она не перестала быть похожей на что-либо человеческое. Замороженная плоть разлеталась в стороны, но я не останавливался до тех пор, пока его тело не перестало шевелиться, когда ему нечем стало смотреть, говорить и думать.

Когда всё было кончено, я стоял над его останками, тяжело дыша.

Потом пришлось подниматься до брошенного короба, проклиная каждую ступеньку. Измазанные в крови сапоги предательски скользили, и я пару раз чуть не потерял равновесие, но вовремя опёрся на шест.

А затем — вниз.

Тело ныло от усталости, бедро пульсировало тупой болью, а пропитанная кровью повязка липла к коже. Хотелось отдохнуть, но останавливаться было нельзя. Нужно спуститься. Нужно выжить.

Осторожно, шаг за шагом, я начал спускаться по ступеням. Бедро отзывалось резкой болью, кровь продолжала сочиться из раны, но все это было пылью по сравнению с волнами ненависти, накрывавшими меня с головой. Я ненавидел чирикающих пташек, зеленый лес вдали. Город, полный мерзких людей. Так ненавидел, что ладони дрожали.

Я понимал, что это все чужие эмоции, но это не делало их менее реальными для меня. Я ненавидел и шагал вперед.

Дорога тянулась вдоль склона, петляя между камнями и редкими кустами. Я искал глазами нужные листья. Шест стал моим единственным спасением — без него я бы давно упал.

Наконец я заметил подорожник — густую зелёную поросль у края дороги. Опустившись на одно колено (боль пронзила бедро так, что я зашипел), я сорвал несколько листьев и начал перетирать их в ладонях. Пальцы дрожали от усталости, но я продолжал тереть листья до тех пор, пока не получил зеленую лепешку. Новообретенные знания алхимии помогали: я мял получившуюся смесь, через пальцы добавляя в траву крохи Ци — недостаточно, чтобы испортить, но достаточно, чтобы усилить полезное действие растения.

Подняв край повязки, я осторожно положил лепешку на рану. Холодная масса немного облегчила боль, но это все равно временное решение.

Только поднялся на ноги, как услышал позади шаги. Обернувшись, я увидел троих людей — женщину и двух мужчин. Именно их я видел вчера утром у городских ворот. Они весело переговаривались, но увидев меня, посерьезнели.

— Эк тебя потрепало… — сказал один из мужчин с кривоватой усмешкой. — Давай с нами, парень.

Прежде, чем я согласился, внутри меня вспыхнула ненависть. Чужая злоба к этим людям, к их лицам, к их голосам.

Я стиснул зубы и кивнул.

Они подошли ближе. Один из мужчин подставил плечо для опоры. Я понимал, что они искреннее желают помочь, но внутри всё кипело от злобы. Почему они помогают, почему стараются пошутить, подбодрить меня? Жалкие людишки думают, что от их сочувствия мне станет менее больно…

Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от чужих мыслей.

Мы шли медленно и не слишком далеко: спустя минут пятнадцать ходьбы нас подобрала и довезла до города повозка. Там компания отпустила меня.

— Спасибо… — пробормотал я сквозь зубы, пытаясь фальшиво улыбнуться. При мысли, что нужно будет пройти через весь город хотелось кого-нибудь убить.

— Береги себя! — сказала женщина с улыбкой. — И помни, найди меня через пару лет!

Я не ответил: отвернулся и похромал к лавке травника, опираясь на шест.

В лавке, как и всегда, отвратно воняло разными травами — запахи были настолько сильными, что хотелось прочихаться. А потом сжечь лавку вместе с Роем.

— Ты ранен? — спросил он сразу же, как только увидел меня. Идиотина, что за глупый вопрос⁈ По мне не видно?

Я молча протянул ему короб с травами.

— Почему хромаешь? Что случилось? — спросил он настойчиво.

— Цзянши, — коротко ответил я. Объяснять подробнее не стал — обязательно сорвался бы и наорал на травника. Желание сделать кому-нибудь больно или хотя бы накричать на кого-то становилось нестерпимым. Мне приходилось тратить остатки сил на самоконтроль.

Рой нахмурился и покачал головой.

— Зайди завтра, парень. Я подберу тебе травы для заварки — это не зелье, конечно, но рана заживать будет быстрее. А пока вот… держи чистый бинт. И вот этим маслом вокруг раны кожу намажь. А этот бальзам на саму рану нанеси.

Он сунул мне в руки белую тряпку и антисептик. Стараясь не думать, что эта скотина мне указывает, я поблагодарил его сквозь зубы и вышел на улицу.

Дорога домой казалась бесконечной. Каждый шаг отдавался болью в бедре и гулом в голове. Но хуже всего были навязчивые мысли.

Чужая злоба и ненависть продолжали бурлить внутри меня, звучали шепотками в голове: «Все они одинаковые… Слабые… Жалкие… Не достойные жить.».

«Это не мои эмоции», — повторял я про себя снова и снова, как заклинание. Только это не работало, они не уходили.

Но до дома я дошел. Сдержался: пусть и разговаривал сквозь зубы и благодарил голосом, которым обычно проклинают, ни разу никому ничего плохого не выдал, не сорвался, не пнул спящего у забора алкоголика и не пожелал старухе-соседке поскорее лично увидеть Ками. Опыт старой жизни мне в помощь — там часто болело тело, иногда так сильно, что спать не мог, и на тех, у кого ничего не болит, смотрел со злобой. Хотелось отыграться на ком-нибудь, спустить пар.

Дом встретил меня тишиной и полумраком. Я закрыл за собой дверь и направился к бочке