– А! Самоучка! Курсы какие-то в интернете окончила, сын впарил какому-то мошеннику кругленькую сумму. А теперь она нас всех поучает. Был бы жив мой покойный супруг, – проговорила старая дама с явным сожалением, – он бы им всем показал антиквариат вместе со всеми их Людовиками. В общем, решено! – заключила она. – Вызываю грузчиков, и пусть всё это, – она сделала широкий жест рукой, – вывозят на свалку. Я среди этого безобразия больше жить не могу. Не поверите, моя домработница вообще всего этого пугается! Отказывается здесь готовить и привозит мне еду из своего дома. Разве это не безобразие?

– Безобразие, – была вынуждена согласиться Мирослава. И, не выдержав, спросила: – Серафима Аркадьевна, а как давно у вас эта мебель?

– Уже две недели! И всё это время, глядя на неё, я желчью исхожу.

– Терпеливая вы женщина, – улыбнулась Мирослава и спросила: – А у вас другого места в этой квартире для конфиденциального разговора нет?

– Как не быть? – махнула рукой старая дама и спросила: – Вам подойдёт моя спальня?

– Ну… – неуверенно протянула детектив.

– Не волнуйтесь, ничего интимного, всё строго и прибрано. Никаких стрингов и кружевных лифчиков вы там не увидите.

Мирослава рассмеялась.

– Вот, и я не дам Таське превратить мою спальню в этот, как она выразилась, будуар.

– Верное решение, – проговорила Мирослава и проследовала за хозяйкой.

Спальня, к удивлению Мирославы, выглядела по-спартански и больше напоминала собой рабочий кабинет с зоной отдыха. Тут-то они и разместились для разговора на бархатистом диване цвета кофе, хорошо сдобренного сливками.

– Я слушаю вас, – сказала Серафима Аркадьевна. – Выкладывайте, что у вас за дело ко мне. Хотя я и сама догадываюсь.

Встретившись со взглядом Докучаевой, Мирослава слегка удивилась. Она знала, что женщине уже исполнилось восемьдесят лет. Но глаза её были ясными и яркими, как у восемнадцатилетней девушки.

– Серафима Аркадьевна, – начала детектив, – вас сбил самокат, и вы написали заявление.

– Да, написала, – кивнула Докучаева. – Мне было очень плохо. Вы ведь понимаете, как тяжело в моём возрасте заживают ушибы и тем более трещина.

– Да, я понимаю.

– Ну вот, – Серафима Аркадьевна вздохнула, – сгоряча я рассказала полиции всё, что запомнила, и заявление написала.

– Почему же вы забрали его?

Докучаева тяжело вздохнула, потом проговорила:

– Старая я уже и очень богатая. Так вот, восьмидесятилетняя старуха не хочет видеть в тюрьме своего сына или внука.

– При чём здесь ваш сын или внук? – сделала вид, что не понимает, Мирослава. – Не они же на вас наехали.

Старая дама усмехнулась:

– Не поверю я, что вы ничего не знаете о моём прошлом, вернее, о делах моего мужа.

– Знаю, – не стала лгать Мирослава.

– Ну так вот, старший сын мой тоже не без греха. Если начнёте ковыряться в прошлом, да и настоящем моих родственников, много чего сможете найти.

– Понятно, вы боитесь за своих детей.

– Боюсь, – призналась Серафима Аркадьевна, – тем более что многие слышали, как мой внук обещал отомстить и покарать того, кто осмелился нанести увечья его бабушке. Молодой, горячий. Даже в интернете клич кинул, премию пообещал тому, кто укажет на виновника.

– И что, были отклики?

– Думаю, нет, – неуверенно ответила она, – сын вовремя остудил его пыл, и они удалили это необдуманное обещание.

Мирослава не стала говорить Докучаевой, что удалить навсегда ничего в интернете невозможно. Остаются следы.

К тому же Наполеонов обмолвился, что мстить за неё обещал не только внук, но и старинный друг.

«Интересно, сколько лет этому старинному другу?» – подумала Мирослава.

Докучаева всё это время молча наблюдала за ней.

– Серафима Аркадьевна, – обратилась к ней Мирослава, – я думаю, что будет лучше, если вы позволите мне поговорить с вашим старшим сыном.

– Мой старший сын – непростой человек, – покачала головой Докучаева.

«Скорее всего, бандит», – подумала про себя Мирослава, вслух сказала:

– Ничего страшного, я собираюсь с ним всего лишь поговорить.

Докучаева помолчала, потом сказала:

– Можно я позвоню ему?

– Разумеется.

– Из другой комнаты.

– Как вам удобнее.

Докучаева вышла, оставив Мирославу в комнате одну. Вернулась она через пятнадцать минут.

– Сеня согласился поговорить с вами.

– Отлично!

– Он будет ждать вас в кофейне «Старая мельница» через полчаса. Если поторопитесь, то успеете.

Мирослава не стала спрашивать, как она узнает его. Ей было ясно, что Семён Докучаев сам её узнает. Она только и спросила:

– Как отчество вашего сына?

– Он Семён Иванович Докучаев.

– Спасибо, Серафима Аркадьевна, я пойду.

Докучаева кивнула и проводила её до двери.

Глава 14

Истекали последние две минуты до встречи со старшим сыном Серафимы Аркадьевны, когда «Волга» Мирославы остановилась на стоянке перед кофейней.

Когда она выбралась из салона, часы на музейной башне отбили точное время встречи. Мирослава выдохнула, и тут кто-то придержал её сзади под локоть. Она обернулась и увидела симпатичного, моложавого мужчину, которому на вид трудно было бы дать больше пятидесяти. Вот только скорбное выражение лица его сначала настораживало, а потом заставляло биться сердце быстрей.

– Семён Иванович Докучаев? – спросила Мирослава.

– А вам ещё кто-нибудь назначил здесь свидание? – ответил он вопросом на вопрос и одарил её наикислейшей улыбкой.

– У вас, Семён Иванович, сахарку не найдётся? – спросила она и высвободила свой локоть из его руки.

– Чего? – удивлённо переспросил Докучаев.

– Да вот интересуюсь, не зайти ли нам в кофейню? – улыбнулась она.

– А… – протянул он и тоже улыбнулся, на этот раз не так кисло. – Как скажет дама.

– Она уже сказала. – Детектив первой направилась к дверям кофейни.

Докучаев хмыкнул и пошёл следом за ней.

Зал «Старой мельницы» встретил их завораживающим ароматом кофе, сладостей и специй, а также ласковым мерцанием разноцветных огней, вспыхивающих то там, то сям в глубокой зовущей темноте и расплывающихся по воздуху, как по стеклу.

Искусно запрятанная подсветка поджигала поленья, нарисованные на стенах, и создавала иллюзию мятущихся языков живого огня.

Мирослава уверенно прошла в сторону свободного столика возле стены. Они сели за него, и Докучаев оценил профессионализм её выбора. С их места им было видно всех, кто появлялся в зале, и практически почти всех в нём находившихся. И это несмотря на то, что фигуры людей время от времени исчезали в темноте, но их почти тут же выхватывал то один, то другой луч света.

– Кажется, мы неплохо устроились, – проговорил Докучаев.

– Судя по тому, что ваша улыбка стала светлее и шире, это так и есть, – улыбнулась Мирослава.

«Та ещё штучка, – подумал про себя Докучаев, – мама права, с такой лучше поговорить начистоту».

– Я рада, что вы согласились со мной встретиться, Семён Иванович.

Докучаев снова хмыкнул и проговорил неторопливо:

– Просто мы поняли, что вы не отвяжетесь, пока ваше любопытство не будет полностью удовлетворено.

– Я бы не сказала, что моим расследованием движет, как вы могли бы подумать, женское любопытство.

Докучаев хрипло рассмеялся и тут же, резко оборвав свой смех, скорее констатировал, чем спросил:

– Вы хотите знать, почему мама забрала заявление.

– Очень хочу, – ответила Мирослава.

Докучаев снова рассмеялся своим неприятным хриплым смехом, потом спросил:

– Вы ведь не первый год в своей профессии, опыт имеете?

Мирослава согласно кивнула, и он увидел её лицо благодаря тому, что как раз в это время официант зажёг свечу на их столике.

– Так вот, – продолжил Докучаев, – вы, несомненно, интересовались прошлым нашей семьи.

– Совершенно верно, – не стала отрицать Мирослава.

– Значит, вам известно, что рыльце у нашей семьи в пушку. – Голос его стал совсем хриплым.

– Догадываюсь.

– Но есть одно «но».

– Какое?

Он вплотную приблизил своё лицо к пламени свечи, посмотрел на неё строгим взглядом и проговорил:

– Нам ни к чему шумиха возле нашей семьи. Вы меня понимаете?

– Отлично понимаю, – ответила Мирослава.

– И учтите, что мой младший брат и сын чисты как стёклышко. Вам это ясно? – Он сделал нажим голосом на последних словах.

– Ясно, – безмятежно согласилась она. – Но, видите ли, Семён Иванович, стекла не всегда бывают чисты. Время от времени их нужно мыть или хотя бы протирать тряпочкой.

– Дерзите? – хрипло спросил Докучаев.

– Ни в коем случае,