– Готов, – вздохнул Наполеонов, – но учти, ты толкаешь меня на нарушение тайны следствия.

– Хватит болтать! – осадила она его. – Говори!

– Говорю, – покладисто согласился он. – Я вчера назвал тебе имена потерпевших, чьи обидчики ещё не найдены. Но существует одна неувязочка.

– Какая ещё неувязочка? Вчера ты ничего об этом не говорил.

– Забыл, – признался Наполеонов с самым простодушным видом.

Мирослава ущипнула его за бок.

– Говори сейчас!

– Ой! Больно же! – И видя, что она собирается предпринять ещё что-то, неприятное для него, он заверещал: – Да ничего серьёзного! Просто часть потерпевших забрали свои заявления!

– Кто именно? – строго спросила Мирослава.

– Просто гусь какой-то, – простонал Шура, почёсывая бок, за который Мирослава ущипнула его.

– Гусыня, – поправила она его на автомате.

– Во-во, гусыня! – обрадовался подсказке Шура. – И учти, это не я сказал.

– Что-то у меня зубы и когти зачесались, – обронила Мирослава, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Ладно-ладно, понял я! Сначала заявление забрал Пронин.

– Это тот, который работает продавцом-консультантом в магазине строительных материалов?

– Да! И притом забрал как-то неожиданно! – воодушевился Наполеонов.

– Что значит «неожиданно»? – переспросила Мирослава.

– А то и значит! – выпалил Шура. – Что сначала бегал в полицию чуть ли не каждый день! Дёргал за нервные окончания всех сотрудников, до которых мог добраться. Лично грозил привлечь меня за растяпство!

– За что? – улыбнулась Мирослава.

– Ты что, слова такого не слышала, как растяпа?!

– Слышала. Только я думала, что к тебе оно не относится.

– Я тоже так думал и до сих пор думаю. Но у Пронина на этот счёт иное мнение.

– Может, он имел в виду – головотяпство?

– Да какая разница! – завопил Шура. – Он, видите ли, решил, что мы тут, а я в особенности, пальцем о палец не ударили, чтобы найти того, по чьей вине он загремел в больницу.

– А теперь он в порядке? – спросила Мирослава.

– Ещё в каком, боевом порядке! – отмахнулся с досадой Наполеонов. И тут же проговорил: – Так вот, я к чему клоню!

– К чему?

– Он резко изменил свой взгляд на это дело. Только накануне разбрызгивал слюну у меня в кабинете. И вдруг приходит тихий-мирный в отделение и забирает заявление. С чего это он стал таким шёлковым, спрашивается?

– Действительно, – задумалась Мирослава.

– Вот я и думаю, не угрожают ли ему.

– Но он же ничего тебе об этом не говорил?

– Бедолага мог потерять веру в силу правоохранительных органов, – вздохнул Наполеонов.

Мирослава внимательно посмотрела на своего друга и согласилась:

– Мог.

– Так вот, если уж ты и так влезла по уши в это дело, то почему бы тебе заодно не установить причину, по которой Пронин забрал своё заявление?

– Кто ещё отказался от предъявления обвинений?

– Старуха Серафима Аркадьевна Докучаева.

– Ты думаешь, что ей тоже могли угрожать?

– Нет, с Докучаевой другой случай. Муженёк её нажил денежки в криминальные девяностые прошлого века. И сынок у неё тот ещё типчик. Они сами кому угодно могут угрожать, и не только.

– Ты думаешь, что Докучаевы сами нашли виновника и… – Она не закончила фразу.

– Могли, – тихо вздохнул Наполеонов. – И ещё Кожевниковы.

– Что Кожевниковы?

– Тоже забрали заявление.

– Они это как-то объяснили?

– В том-то и дело, что нет.

– Может, они посчитали, что самокатчик не нанёс им весомого ущерба.

– Он и не нанёс! Хотя всё равно, конечно, паразит. Напугал молодую женщину, по чистой случайности не задев коляску с малышом. Ольга Геннадьевна успела оттолкнуть её от себя.

– А сама Кожевникова пострадала?

– Нет, он не задел её. Но она молодая мама и всё такое.

– То есть она недавно родила?

– На время происшествия ребёнку было шесть месяцев. Когда я разговаривал с Ольгой Геннадьевной, она показалась мне вполне адекватным человеком, хоть муженёк её, Александр Анатольевич Кожевников, и плетёт что-то про её психическое потрясение. Но по мне, так мужу этому самому голову надо лечить.

– Так, может быть, молодая мама убедила мужа, что не стоит трепать себе понапрасну нервы, бегая к следователю.

– Хорошо, если так, – неуверенно проговорил Наполеонов. – Но если этот на всю голову больной молодой папаша найдёт самокатчика первым, тому точно долгое время придётся лечить голову. А мне бы этого совсем не хотелось.

– Самокатчика жалко? – спросила Мирослава.

– Нет! – отрезал Наполеонов. – Мне жаль Ольгу Геннадьевну и малыша! Как они будут жить, пока их горе-папаша будет в тюрьме сухари в чифире размачивать?

– Вот уж не знала, что ты такой чадолюбивый, – усмехнулась Мирослава.

– Теперь знай! – набычился Наполеонов. Но тут же смягчился и попросил: – Так что уж, пожалуйста, выясни у Кожевниковых подлинную причину отказа от обвинения.

– Хорошо, – ответила Мирослава, – я постараюсь разобраться со всем этим.

– Созвонимся?

– Естественно.

– Тогда я побежал, пока лясы с тобой точил, время бежало, и я на работу опаздываю.

– Я вывел твою машину из гаража, – сообщил возникший рядом с ними Морис.

– Вот спасибо, друг! – искренне поблагодарил его Шура.

Морис сунул ему в руки какой-то пакет.

– Что это? – спросил Шура.

– Твой обед.

– Здорово! – Он было полез к Морису целоваться, но тот вовремя ретировался.

– Шур! – напомнила Мирослава. – Ты опаздываешь!

– Ах да! – Наполеонов схватился за голову, уронил пакет на пол, поднял его, прижал к груди, как любимое дитя, и выбежал из коттеджа.

Вскоре детективы услышали, как «Лада Калина» следователя выехала с их двора.

– Я тоже уеду минут через тридцать, – сообщила Мирослава Морису.

– Я это уже понял, – отозвался он.

* * *

К тому времени, как Мирослава выехала из дома, небо прояснилось, воздух заметно потеплел, а оставшиеся на ветках листья приветливо зашелестели, вероятно, вместе с людьми радуясь ещё одному тёплому дню, преподнесённому сентябрём как подарок всему сущему в этом мире.

О встрече с Докучаевой Мирослава договорилась перед выездом из дома.

Старая дама отреагировала на её звонок весьма своеобразно. Сначала она поинтересовалась строгим голосом, кому это пришло в голову беспокоить её. А когда Мирослава представилась, Серафима Аркадьевна ойкнула и затихла, как мышь под веником.

Мирослава подождала, а потом забеспокоилась:

– Серафима Аркадьевна, вы где? С вами всё в порядке?

– Пока да, – грустно отозвалась женщина. – Но вам лучше всё-таки приехать ко мне домой, чтобы мы смогли поговорить с глазу на глаз, чтобы, не дай бог, не случилось никакой беды.

– Серафима Аркадьевна, вы не тревожьтесь раньше времени. Я с удовольствием к вам подъеду.

– Когда?

– Если можно, то часа через полтора. Я нахожусь за городом.

– Вы знаете мой адрес?

– Нет, – солгала на всякий случай Мирослава, чтобы не навлекать лишних неприятностей на голову Наполеонова.

– Тогда запишите или запомните, – сказала Докучаева и продиктовала свой домашний адрес.

Мирослава от Шуры узнала, что Серафима Аркадьевна живёт одна, хотя у неё имеется приходящая домработница. Навещают её сыновья и внук. Детективу очень хотелось застать старую даму дома одну. Хотя нахождение в квартире домработницы она как помеху не рассматривала.

Детективу повезло, открыла ей сама хозяйка.

– Проходите, – пригласила она.

Представиться повторно Мирослава успела по домофону.

– А я Серафима Аркадьевна, – проговорила Докучаева, препровождая её на огромную, залитую красно-оранжевым светом осеннего дня кухню. – Вы располагайтесь где вам угодно, – проговорила она приветливо, – надеюсь, вас не смущает наш дизайн в стиле Людовика Шестнадцатого или Четырнадцатого, я их вечно путаю, этих Людовиков, – пожаловалась женщина. – Только не подумайте, что это моя идея. Блажь снохи. Она у нас дизайнером подвизается и тяготеет к античности…

– К античности? – переспросила Мирослава, оглядывая кухню, заставленную старинной мебелью, но явно сделанной не до нашей эры. – Наверное, к антиквариату, – осторожно поправила она.

– Вот точно! – радостно взмахнула рукой Докучаева. Она внимательно посмотрела на Мирославу, а потом проговорила решительно: – Знаете, какое желание обуревает меня в последнее время всё сильнее?

– И какое же? – Мирослава решила придать своему голосу нотку умеренного любопытства.

– Собрать всю эту отреставрированную рухлядь и выбросить к чертям собачьим! Как вы на это смотрите?

Мирослава невольно рассмеялась, а потом сказала:

– По-моему, неплохая идея.

– Хоть один разумный человек нашёлся в моём окружении, – искренне обрадовалась Докучаева. – А то все ходят возле Таськи на цыпочках, это моя сноха, – пояснила она на ходу, – как в цирке дрессированные собачки, и против её мнения тявкнуть не смеют.

– Наверное, ваша сноха пользуется