Шрифт:
Закладка:
Наступал полдень, а с сопок, кольцом окружавших бухту, еще сползали остатки серого тумана. На антеннах и реях мачт повисли мутные капельки воды. В лучах выглянувшего из-за туч солнца они внезапно ожили, заискрились. И все вокруг тоже повеселело: домишки рыбацкого поселка, позеленевшие от водорослей высунувшиеся при отливе камни и даже бурый от ржавчины сторожевик, выкинутый на противоположный берег бухты.
Когда Горбатов впервые увидел лежавшую на боку посудину, он поразился: какая силища понадобилась, чтобы отбросить этакую громадину за двести метров от линии прибоя? Позже старожилы объяснили, что несколько лет назад на Скалистый обрушилось цунами с высотой волны более пятнадцати метров. Сторожевик, отслуживший свой век, стоял на приколе и использовался в качестве плавучей базы, в которой размещался штаб бригады. Он мог бы еще стоять и стоять, но взбесившийся океан в мгновение зашвырнул его, как спичечный коробок, на высокий берег. Там он и застрял в густых зарослях бамбука между обломков скалы. Теперь его оттуда не стащить никакими имеющимися на острове средствами. Штаб же переместили на сушу, построив для него специальное здание. Стоит оно высоко над берегом, длинное, приземистое. С корабля у пирса хорошо видна его серая покатая крыша. Оттуда открывается великолепная панорама. Бухта – чаша с голубой водой – как на ладони. Военный городок с единственным многоэтажным домом. Здание погранкомендатуры, похожее на железнодорожный вагон. Приплюснутые кубики цехов рыбокомбината, расположившиеся у самой воды… Там сейчас оживленно. У причалов стоят полные рыбы сейнеры. По сходням снуют грузчики, катящие бочки. И над всем этим резко-крикливые чайки – знают, где можно поживиться. Эхо разносит птичий гомон далеко окрест, множится в скалах…
Горбатов смотрит на комбинат, на видные отсюда маленькие домишки поселка… Вчера он встретился там с Клавой Озерцовой. Они столкнулись у почты, и Михаил не сразу ее узнал. Мелькнула знакомая темно-медная высокая прическа, током ударил дерзкий зеленый взгляд.
– Ты?.. Прости, вы?.. – растерялся Михаил.
Клавдия рассмеялась. Смех у нее все тот же, переливчатый, волнующий.
– Батюшки-святы, никак Мишенька заикаться стал? Кто ж тебя до такой степени довел, родимый?
– Да вот… неожиданно как-то…
– Разве не знал, что я тут?
– Нет. Впрочем, знал… Васька успел похвастаться…
– Так-таки и похвастался?.. Ну да ладно, поговорим о тебе. Как живешь, Мишенька? Кого из местных девочек провожаешь? Насколько помню, в этих вопросах ты был мастак…
– Никого у меня нет. Некогда! – отрезал Михаил сердито. – Служба тут – не танцульки, больше на границе, чем на берегу, – добавил он, будто оправдываясь.
Клавдия, чуть пополневшая и оттого ставшая женственной, снова обидно засмеялась:
– Ай да Мишенька! Весь службе отдался? Хвалю. И поздравляю. Надо думать, у тебя успехи большие, карьеру сделал. Так?
– Брось, – рассердился Михаил. – Опять за старое? Мало ты надо мной пошутила? Мы теперь с тобой просто знакомые. Ты – жена моего друга…
– Да? – дразняще спросила Клавдия. – Ты согласился на такую роль? А вдруг я начну тебя соблазнять, что тогда?
– Прекрати! – возмутился Михаил искренне.
Клавдия, как и прежде, притягивала и отталкивала одновременно. Но он бы солгал себе, сказав, что оба чувства однозначны, первое было сильнее. Во рту пересохло, и Михаил с трудом, словно бросаясь с борта в ледяную воду, хрипло выговорил:
– Давай сразу договоримся, Клавдия: что было, то прошло. Ну, встречались, испытывали чувства. Теперь все! Васька – мой друг, во всяком случае, был другом… И ничего назад не вернешь…
Румянец сбежал с ее щек. В глазах плеснулась боль, обжегшая его, как кипяток.
– Эх, Миха, Миха, – протянула с укором. – Ну да ладно, договорились!..
Назвав его так, как обычно звал Васька, она как бы отрезала все, что говорилось прежде.
– Послушай!..
Клавдия остановила его протестующим жестом и властно сказала:
– Оставь. Все правильно, Мишенька. Будь здоров!.. И не вздумай за мной идти!
Она повернулась и пошла прочь. А он, растерянный и подавленный, с щемящим чувством пустоты глядел ей вслед…
Стоя сейчас на палубе, Михаил не сводил глаз с видневшегося вдалеке здания почты и представлял Клавдию не теперешней, повзрослевшей, а той, из курсантской жизни: худенькой, угловатой – желанной и любимой. Дорого бы дал он за то, чтобы вернуться в прошлое и все или, по крайней мере, многое начать сначала. Скольких ошибок и разочарований удалось бы тогда избежать!..
Звонок, поданный вахтенным матросом, прервал воспоминания. Принесла кого-то нелегкая…
Михаил поспешил на корму, издали увидел монументальную фигуру комбрига и заволновался. Ушинский появлялся на корабле обычно, когда назревали какие-то перемены.
Подскочив с рапортом, Горбатов неожиданно обнаружил за спиной комбрига Махового. «Этот еще зачем пожаловал?» – изумился он, а Василий, пока шел доклад, стоял навытяжку и старательно отводил глаза. Все, впрочем, разъяснилось сразу.
– Знакомьтесь, – сказал Ушинский, – ваш новый командир старший лейтенант Маховой Василий Илларионович.
– Врио, – робко поправил Маховой, и по его щекам пошли красные пятна.
От неожиданности Михаил оторопел. С момента, как Плужников отправился на лечение, прошло слишком мало времени. И назначать нового командира… Плохо соображая, он не сводил с Махового взгляда. Васька! Всегда глядевший ему в рот и ловивший каждое слово. Васька – командир! Тот самый, которого он, будучи отделенным, гонял как сидорову козу и буквально за уши вытягивал по математике и кораблевождению?..
Наверное, Михаил выглядел довольно странно, потому что Ушинский нахмурился. В каюте командира корабля он жестом усадил молодых офицеров на откидную полку, а сам, опустившись в кресло напротив, поглядел на все еще растерянного Горбатова.
– Вот так-то, Михаил Демидович, – сказал он наконец. – В том, что принято такое решение, а не иное, вы виноваты сами… Очень надеюсь: сработаетесь. Во многом это зависит от вас, Горбатов. А вам, Маховой, приказываю не делать никому, даже бывшему однокашнику, никаких скидок. На корабле прошу соблюдать субординацию.
