– Маленькая дочка.

– Так вот, на всякий случай – у нас тут лучшие блинчики в городе.

– Обязательно приду с ней.

– У меня перерыв сейчас, – сказала официантка. – Нам здесь не разрешают курить. Крикните, если понадоблюсь.

Кэтрин с улыбкой кивнула. Она пила кофе и смотрела, как официантка стоит на тротуаре и курит сигарету, стряхивая пепел в ящик с искусственными анютиными глазками. Она бросила окурок наземь и вернулась внутрь. Там, снаружи, наверняка холодно.

– Не знаю, что такое сталось с весной, – сказала ей Кэтрин.

– У нас тут обычно до мая никакой весны, а однажды даже в мае шел снег.

Вскоре Кэтрин увидела шагающего по тротуару Джорджа с конвертом в руке.

– Вот и он, – сказала она и расплатилась. – Большое спасибо.

– Удачного переезда.

Она перешла улицу навстречу ему. Он торжествующе поднял ключ, притянул ее к себе и крепко обнял.

– Мы практически украли это место.

Она втайне надеялась, что кто-нибудь выкупит дом, заплатив больше. Казалось неправильным наживаться на чужой беде, кем бы ни были эти люди, и место все же было странное.

– Вот, – сказал он, протягивая ей ключ. – Возьми.

Ключ был темный и холодный. Она покрутила его в руке и сжала пальцами.

– Кто-то ведь сделал его, – сказала она.

– У них был только один.

Утреннее солнце скрылось. Капал дождь, и в воздухе пахло чем-то вроде хлорки. Когда дождь усилился, они побежали к машине и сидели там, пережидая. Она смотрела прямо вперед, на мокрое стекло. Сама не зная, почему, она чувствовала себя потерянной, чуть ли не покинутой. Джордж потянулся и взял ее за руку.

– Поехали домой, – сказал он.

Он включил дворники, и машина тронулась. Припарковался он на траве прямо перед домом.

– Добро пожаловать домой, – сказал он, обошел машину и открыл дверь, помогая ей выйти, будто она была больна.

Они поднялись на крыльцо, и она заметила там старое птичье гнездо на стропилах, а внутри фонаря на крыльце – маленькую вселенную сот. Осторожно, будто это был священный ритуал, она поместила ключ в скважину, но даже не повернула – дверь отворилась.

Они стояли, глядя через порог. Ей пришло в голову, что это как на выставке в музее, когда смотришь, как жил какой-нибудь человек из прошлого, разве что здесь нет столбиков с веревкой, отделяющей прошлое от настоящего. Теперь это их дом, сказала она себе, и они создадут в нем свою собственную историю – к добру ли, к худу ли.

– Наверняка забыли запереть, – сказал Джордж.

– Их вещи все еще здесь, Джордж.

– Так бывает, когда дом идет с молотка. Придется потерпеть.

Они стояли, прислушиваясь.

– Мне внести тебя на руках?

Он не стал ждать ответа, потянул ее назад, подхватил на руки и перенес через порог, потом вверх по лестнице, и она смеялась. Когда он внес ее в спальню и положил на пыльное покрывало, спихивая на пол стопки старых газет и «Фермерского альманаха», они валялись по матрасу, как подростки, которые наконец смогли уединиться. Он поцеловал ее, задрал на ней одежду, и она притянула его к себе, а комнату наполнили тени дождя.

Она долго лежала в его объятиях, вслушиваясь в звуки дома, ветер, налетающий на стены, дребезжание стекол, проходящий вдалеке поезд.

Они оделись молча, чопорно, словно на них смотрели, потом спустились вниз и вышли, окидывая взглядом свою землю. Дождь прекратился, и небо было чистое и темное, усыпанное звездами. Вдыхая холодный воздух, она испытала головокружительное чувство свободы. Она пробежала пальцами по непричесанным волосам.

Они нашли в городе паб «У Блейка», сели у стойки, пили пиво и ели ягнятину с мятным желе. У бармена было круглое блестящее лицо, на плече висело полотенце, словно праща. Было полутемно и почти пусто. За столиком сидели три женщины в костюмах для верховой езды, у их ног дремали два черных пса. Сантехник в спецовке пил у дальнего конца стойки. Они заплатили, оставили хорошие чаевые.

– Доброй ночи, – сказал бармен. – Наслаждайтесь.

Они ехали домой два часа, почти не разговаривая, возвращаясь к городской жизни, дочери, работе. Но она все время думала о ферме. Земля, странный дом, который теперь принадлежал им, и неотвязная уверенность, что она оставила что-то позади.

7

Они переехали в августе. Дом ждал их, лилии, страшно заросшая лужайка. Баскетбольное кольцо без сетки на стене сарая, старый зеленый насос, тачка, флюгер.

Половицы словно вздохнули, когда они вошли, успокаивающе, решительно, сдержанно. Выпиленные из стволов огромных сосен, на солнце они были медового цвета. Пришлось воспользоваться мылом, чтобы открыть окна. Погнутые ставни пропускали теплый ветер, занавески бились об рамы. На душистых деревьях пели забытые колокольчики. У них были яблони и груши, куст айвы и пруд. Если посмотреть в неровное стекло, казалось, будто заглядываешь внутрь сна.

Предыдущие владельцы оставили пианино. В детстве Кэтрин заставляли брать уроки, у нее была строгая учительница. «Неправильно играешь!» – нетерпеливо кричала она. Кэтрин села на скамейку и пробежала пальцами по белым клавишам. Они были грязные, некоторые выпадали. Она сыграла «Братца Якова»[31], и Фрэнни хлопала в ладоши и подпевала.

Вместе они прибрались, разобрали мусор. Сняли старые занавески, жесткие от пыли, и выбросили их. Они работали вместе, как муж и жена. В первую ночь они все спали в одной кровати, Фрэнни – посередине.

– Эй, а с чем это у нас сэндвич? – пошутил Джордж.

– С колбасой! – объявила Фрэнни.

– С колбасой? – Он притворился, будто сейчас съест ее. – Сама ты с колбасой!

– Неа, – сказала Фрэнни.

– А вот и да!

Они все смеялись долго и громко, и Кэтрин почувствовала прилив оптимизма, и, когда они уснули, она лежала, вслушиваясь в ночь, – кваканье лягушек, уханье пугливой совы, медленный ход поездов. Позже, когда весь мир затих, протяжно завыли койоты.

В этом доме было что-то странное. По некоторым комнатам гулял сквозняк, и из погреба пахло гниющими трупиками мышей. Даже в хорошее лето, когда мир вокруг торжествующе распевал, здесь было мрачно, словно весь дом, как птичью клетку, накрыли тяжелой тканью.

И все же она приняла это, как принимают проблемного ребенка. А вот дом ее не принял.

Она осторожно перемещалась из одной комнаты в другую, словно у нее отняли статус домовладелицы и она просто присматривает за домом. Казалось, невидимая пара глаз наблюдает, оценивая, насколько она справляется.

Как-то после обеда она нашла в кладовке старое радио, поставила на шкаф и настроила «Чтение вслух». Какой-то известный британский актер читал «Большие надежды»[32], и она слушала вполуха, слишком занятая работой. Фрэнни спала в