Я провожала безразличным взглядом дома, перекрёстки и фонарные столбы, проносящиеся за окном. Мысли липли одна к другой и всё равно в итоге возвращались туда, в туалет на восемнадцатом этаже медицинского центра. Чувство, когда я вдруг поняла, что всё ещё заливаюсь краской при одном взгляде на мучителя, что в памяти сразу же всплывают события пятиминутной давности, было паршивым. Но к едкому унижению, через которое меня протащил Ланкмиллер, отчётливо примешивалось ещё и чувство… запретности? Лёгкое, томящее, пьянящее. Пронизывающее кончики пальцев миллионом острых иголок. Это будоражило. Знание, что ты делаешь что-то, что делать не принято, и что при этом у тебя нет контроля над ситуацией, вообще ни над чем.

– Я помню, ты говорил, что у тебя проблемы на фирме, – резко втянула воздух и выдала фразу скороговоркой. Я готова была говорить о чём угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями, чтобы не захлебнуться в них. – Когда я была мелкой, судостроительной компанией ещё управлял Вестон Ланкмиллер. Это твой отец?

– Логично было бы предположить, – пожал плечами Кэри.

По тому, как он ответил, сразу ясно стало, что тему я выбрала неудачно.

– А когда я только попала в «Шоколад», все как раз гудели о его смерти… Не было ни одной газеты, ни одного человека, ни разу об этом не упомянувших. Так вышло, что твой отец связал два обрывка моей жизни, как «до» и «после». Я только благодаря ему чувствовала себя живой в первые дни. Это было как будто напоминанием, что я нахожусь всё в том же мире даже несмотря на то, что многое изменилось в нём до неузнаваемости.

– В том же, да не в том… – задумчиво проговорил Кэри, глядя на дорогу.

Чёрт, о чём я только думаю. Это для меня Вестон – всего лишь гипотетический мужик в дорогом костюме, который погиб в рассвете лет при загадочных обстоятельствах. Для Ланкмиллера он всё же родной отец, близкий человек, о котором я распинаюсь так отстранённо и, наверное, цинично. Мне стало совестно, и я перешла на другую тему, менее острую.

– Но я не помню «Шиффбау».

– Это осколок от нашей компании. Часть акций когда-то принадлежала моему дяде, который не слишком удачно женился на одной дамочке с большими планами, в которые он не входил. У неё был доступ ко всем данным компании, включая уникальные технологии, особенности рынка сбыта. В итоге бесхитростный дядюшка почил загадочной смертью, акции по завещанию достались ей, а дальше только дело техники. Прековарная леди, надо сказать, без тени чести. Вы все такие?

– Ты и сам такой, – язвительно пробубнила я. – Итак, теперь она твой главный конкурент, и ты…

– Дело не только в этом, – холодно перебил Ланкмиллер и под немыслимым углом вывернул руль. – Ей мало быть главным конкурентом, она хочет всё и сразу.

С новой силой взревел мотор, и я от неожиданности прижалась щекой к окну. Сразу стало понятно, зачем он всё время требовал, чтобы я пристегивалась.

– Ты что такое творишь, мать твою?! Совсем с ума сошёл? – взвыла я, заметив, что скорость у машины значительно прибавилась.

– Ухожу от слежки, – равнодушно пояснил Кэри, щурясь от солнца и кидая взгляд в зеркало заднего вида. – Ты посмотри, какие беззастенчивые, посреди бела дня развлекаются.

Теперь, когда он это сказал, я тоже обратила внимание, синий автомобиль тащился за нами как хвостик, в точности повторяя даже перестраивание из ряда в ряд. Ланкмиллер верно подметил, слежка была совершенно нахальная, больше похожая на преследование, чем на слежку. Что будет дальше, даже не хотелось спрашивать.

– Ну, может, у них первый рабочий день, – слабо пошутила я, цепляясь за ручку двери, – не разобрались ещё, что и как?

– Нет, Кику. Они хотят, чтобы их заметили. Чтобы о них знали.

Мучитель с таким серьёзным выражением это сказал, что мне стало не по себе. Я видела подобные сцены из боевиков по старенькому телевизору на кухне бордель-кафе. И там, как правило, всё оканчивалось перестрелками с кучей трупов. Совсем не здорово. И уж точно я бы не подумала, что однажды мне придётся наблюдать такую изнутри.

– И насколько это опасно?

– Не знаю и проверять не хочу, нам надо уйти, пока они не надумали познакомиться поближе. Держись.

И меня снова вжало в кресло, когда Ланкмиллер вывернул руль. Огромная неповоротливая машина уже второй раз проскочила на красный, с трудом вписываясь в резкий поворот, – по асфальту взвизгнули шины. Я невольно зажмурилась, едва заметив, что из-за этих манёвров нас вынесло на встречку, прямо под колёса большому туристическому автобусу. Но Ланкмиллер каким-то чудом выровнял машину так, что нас даже не поцарапало.

– Мы чуть не сдохли сейчас, ты в курсе? – отчего-то совершенно севшим голосом просипела я.

Он, как и следовало ожидать, не обратил внимания, въехал в проём между домами, развернулся во внутреннем дворе и направил машину, вздымающую тучи пыли из-под колёс, в обратную сторону через другие ворота. Ланкмиллер, кажется, успел понарушать на два лишения водительских прав, но вот уже две минуты, как в зеркале заднего вида перестала маячить та самая синяя машина. Я перевела взгляд на дорогу впереди и поняла, какое судорожное, сбитое у меня дыхание, почувствовала, что руки ледяные, будто я минуту держала их под снегом. Что-то я разнервничалась гораздо больше, чем ожидала.

Выражение лица Ланкмиллера не поменялось, было всё такое же беспристрастное и сосредоточенное. И делиться тем, что он скрывал за ним, Кэри совсем не спешил. Как и тем, что нам в действительности угрожало.

– На фирму я сегодня уж точно не попаду, – паркуясь, невесело хохотнул Ланкмиллер. – Самое лучшее сейчас место – закрытое и в меру людное. Пересидим в кафе, я вызову Генриха.

При упоминании начальника охраны я поежилась.

Кэри отворил дверь переднего пассажирского сиденья, приглашая меня наружу. Но не тут-то было. Дрожащими руками, как выяснилось, не так-то просто отстегнуться обратно. Ланкмиллер со вздохом сам эту процедуру за меня выполнил, и из машины я буквально выпала к нему на руки.

– Испугалась, Кику? – Он предпринял бесплодную попытку меня от своей рубашки отодрать и приподнять лицо за подбородок.