— Вот что вы мне голову своими этими следственными штучками морочите? — дёрнулся Купер. — Не можете такую мелочь без руководства решить?

— Так вы же сами сказали согласовывать с вами…

— Ну не каждую же мелочь, только глобальное, значимое…

— Поняла, Евгений Степанович, — следователь искренне кивнула, но я догадывался, что на самом деле Простакова не так проста, во всяком случае, в том, что касается ее работы. — Тогда разрешите спросить глобальное?

— Что ещё? — скривился Купер и стал перебирать пальцами пуговицу кителя.

Очевидно, так сразу он этого не ожидал. Думал, будет у него время, пока следователи дозреют, как возразить, а он тем временем что-то новое придумает. Аглая же Степановна ровно проговорила:

— Нам для выполнения перспективы по полугодию не хватает три дела в суд подготовить, может…

— Так! Хватит! — оборвал ее Купер. — Это все мелочи, в рабочем порядке такие вопросы решайте. Все… Если вопросов ни у кого нет, то жду вас в 14.00, чтоб как штыки были… А ты, Баночкин, обзвони всех, кто на выходном и после смены, пусть тоже прибудут. Посещение занятий для всех обязательно.

— Товарищ подполковник, так люди после суток отдыхают, — развел руками дежурный.

— Некогда отдыхать, у нас закрытие полугодия!

Рыбий Глаз даже ладонью по столу хлопнул, но как-то без прежнего запала.

— И мне приходить? — растерянно пробормотал Михаил.

— Я на каком языке разговариваю? На индейском?

— Нет такого языка, — кто-то негромко бросил в воздух смелую фразу.

— Вот именно, что нет! — хлопнул теперь уже кулаком Купер. — Не нравится? Рапорт на стол — и на вольные хлеба! Да у нас за забором на ваши места очередь из желающих стоит!

— Простите, Евгений Степанович, — снова вступила в разговор кадровичка. — Но у нас хронический некомплект… а с высшим образованием, так вообще сотрудников только двое. Простакова и Морозов.

Купер снова занес кулак, чтобы стукнуть по столу, но тут кто-то постучал в дверь. Она сразу открылась, и на пороге вырос лейтенант. Форма милицейская, а сам загорелый, непогодой и ветрами тертый, как тракторист или хлебороб, что в колхозе почти одно и то же.

— Разрешите? — спросил удивленно парень лет тридцати с внешностью простой и крепкой, как советский утюг.

Оттопыренные уши, забористый черный чуб, идейный блеск в глазах и мозолистые руки — вот первое, что бросалось в глаза в его внешности. А, еще форма… вроде, чистая, опрятная, но сидит, как на медведе седло. Ему бы робу или ватник да кирзачи. И настоящий советский труженик с плаката получится.

— Почему опаздываешь? — недовольно бросил Купер.

— Виноват, товарищ подполковник, а вы кто?

— Новенький? — вопросительно уставился на кадровичку Рыбий Глаз. — Что-то я его на сдаче физо не видел.

— В отпуске был, — кивнула та. — Инспектор уголовного розыска Иван Силантьевич Гужевой.

— Лейтенант Гужевой, я теперь у тебя начальник, — Рыбий Глаз важно откинулся в кресле.

— Временно… — добавил я.

— Кто сказал «временно»? — завертел головой на короткой, как у поросенка, шее подполковник. Казалось, он как и свинья, не сможет, даже если захочет, посмотреть вверх и увидеть небо.

— Я.

— Следи за языком, Морозов, — пробурчал Купер. — Сам знаешь — нет ничего более постоянного, чем временное. Я еще проверю, как ты там испытательный срок проходишь… Только дай повод — вылетишь по отрицаловке.

Теоретически, как выпускника ведомственного ВУЗа и молодого специалиста, органам меня увольнять совсем не с руки, но это не значит, что такого не могло произойти. За проступки, не совместимые со службой и моральным обликом сотрудника (вроде, так у них это называется), могли запросто турнуть. И не теоретически, а практически, и в этом заинтересованность Купера явно прослеживается. Вот еще одна загадочка: почему он желает от меня избавиться? Ну, допустим, не нравлюсь я ему — и что? Не похоже на личную неприязнь, хотя она тоже присутствует.

— Разрешите сесть? — спросил Гужевой.

— Не разрешаю, почему опоздал?

— Товарищ подполковник, добирался долго… Из отпуска. Только приехал, и сразу на работу.

— Вот, товарищи! — Купер призывно тыкал пальцем в Ивана. — посмотрите на него! Отдых ему дороже службы. Не мог заранее выехать со своих морей? Или где ты там отдыхал? Наверняка на море. Посмотрите, какой загорелый и свежий. Где твоя тетрадь по политической подготовке, лейтенант?

— Виноват, товарищ подполковник, — обиженно пробубнил Ваня, — не на морях я был, а в родном колхозе. На посевной помогал, а после трактора чинил, много там работы, не смог в отпуске без дела сидеть. Всю жизнь в колхозе «Заря» работал, а в милицию как передовик по комсомольской путевке попал. Но сердце болит за родные края, вот и помогаю…

— Гляди, какой молодец! — саркастично всплеснул руками Купер. — Мы теперь должны тебе медаль дать? Тебя государство поставило по комсомольской путевке общественный порядок защищать, а не трактора чинить! Неправильные у тебя приоритеты, товарищ Гужевой, не с того службу начинаешь, лейтенант, ой не с того…

— Так и там, и там успеваю… Каждый год колхозу помогаю, в свободное от службы время.

— А в свободное от службы время — нужно собственную политическую безграмотность устранять, книжки правильные изучать, постановления Съезда штудировать, а не вот это все… Садись, Гужевой… На карандаш я тебя взял.

Подполковник удовлетворенно перевел дух и продолжил.

— И последнее… Хорошая новость, товарищи, пришел приказ — назначить инспектора уголовного розыска Зарыбинского горисполкома лейтенанта милиции Трубецкого Антона Львовича на должность старшего инспектора того же отдела. Хоть кто-то у вас работает. Поздравляю, Антон Львович, вы заслужили. Теперь вы официально командуете уголовным розыском.

Раздались вялые аплодисменты, а Мария Антиповна спросила:

— У Антона Львовича же образование не позволяет встать на должность старшего… Вот мы его и придерживали, пока он заочно не отучится.

— Считайте, что уже отучился, — поморщился Купер. — Вы лучше порадуйтесь за коллегу, товарищ Вдовина.

— Я рада, — натянуто улыбнулась кадровичка. — Просто если так можно было, то у нас есть некоторые сотрудники, которые тоже могли бы…

— Так! Все! Нечего рассиживаться! — не дав договорить, постучал ладонью по столу Купер. — По рабочим местам, товарищи, и после обеда жду вас у себя.

После планерки коллеги чувствовали себя выжатыми лимонами. Даже лица такие же —