— Не подходи! Убью! — верещал он, чуя, что я не особо церемонюсь с противниками.

Эдик шипел и матюгался, тот, что с животом, скулил и подвывал.

— Я сказал, перо брось, — холодно повторил я, впившись взглядом в испуганные глаза гопника.

Так холодно, что тот поежился, попятился и отшвырнул нож. Боец из него был так себе, как из кизяка котлета.

Я поднял выкидуху, убрал клинок, так что в руках будто бы осталась только рукоять, сунул в карман. Подошел к Эдику лежащему на земле, обшарил его карманы. Тот даже не сопротивлялся, еще не отошел от удара по самому, что у него есть, ценному. Лишь бормотал проклятия и ругался на своего кореша, который остался целым и откровенно спасовал передо мной:

— Ссыкло! Подними нож!

Он не видел, что нож я уже благоразумно подобрал. Я бесцеремонно перевернул Эдика на живот, наступил ему на ногу, придавив к земле, чтоб не дергался, и продолжал его обыскивать. Мне нужно было хоть что-то найти, что подтвердило бы его личность. Паспорт, права, комсомольский билет. Хотя последнее — вряд ли вообще есть.

Врага надо знать, а теперь Эдик — враг.

Нашел я паспорт темно-красного цвета нового образца 74-го года. У многих граждан в семидесятые в ходу еще были паспорта старые, с невзрачной зеленой корочкой.

Отлично! Я и вправду обрадовался находке. Это даже лучше, чем права, в паспорте ведь еще и прописка имеется. Открыл книжицу с золотой надписью «СССР» на обложке сверху, с золотым гербом Союза в центре и надписью «ПАСПОРТ» внизу. Полистал…

— Не понял? — ткнул я локтем Эдика. — Ты у кого документ подрезал?

В паспорте значился вовсе не Эдик, и не Эдуард, а Петя Камынин двадцати семи лет от роду. Но, приглядевшись, я понял, что на фото изображен самый настоящий Эдик, который лежал сейчас у моих ног и зло зыркал искоса, как мог с земли. Вот только на фотке он без этих ужимок, без модного хаера, а с лицом простым и по-хулигански чуточку придурковатым.

— Так ты не Эдик, а Петя? — смекнул я. — Ха! Западло с именем родным ходить, и ты себе погремуху придумал.

— Не твое дело, босота… Паспорт отдай, — ряженный почему-то слишком нервничал за свой паспорт.

Неспроста это. Раз так, я пролистал его еще раз, и из книжицы выпало три стодолларовых купюры. Трепыхаясь на ветру, они серыми бабочками упали на землю, глазея на нас рожицами старины Франклина. Я присвистнул и подобрал буржуйские деньги.

— А вот это уже статья 88 УК, знаешь такую? Вижу, что знаешь, ее еще «бабочкой» называют.

— Сдашь ментам? — зло процедил Эдик. — Не докажешь… Скажу, что тут валялись денежки. Нас трое, а ты один. Твои показания против наших. Паспорт отдай…

Не-е-ет. Ни Эдику, ни тем более Петюне сегодня не свезёт.

— Завтра придешь за ним в милицию, спросишь лейтенанта Морозова. Он проведет с тобой профилактическую беседу о недопустимости нарушений общественного порядка и незаконных валютных операций.

— Какого еще Морозова? — удивленно выдохнул стиляга, но с некоторой долей облегчения, понял, что сдавать я его не собираюсь.

Я действительно не собирался его оформлять. Но не по доброте душевной, а потому что он прав, хрен тут что докажешь — мое слово против троих хмырей, а девчонок приплетать, как свидетелей, не хочу.

Вообще, чем меньше шума вокруг Серовых — тем лучше. Да и я на испытательном все же…

— Петя, — вздохнул я и покачал головой. — Вот ты пинжак вельветовый напялил, кроссовки импортные нацепил и стрижку Элвиса лаком начесал, и слов русских перестал понимать? Подумай хорошенько…

— Ты, что ли, мент? — вытаращился на меня Эдик-Петя, он уже встал и опирался о дерево. — Что же ты сразу не сказал?..

Я только тихонько ухмыльнулся. Ну что за непуганные идиоты.

— Так вот. Выкидуху я изымаю, валюту тоже. За паспортом завтра жду. Все, покедова. Сидите здесь еще минут десять, не высовывайтесь, потом этого, — я кивнул на хмыря, которому прилетело кирпичом (но он уже тоже встал, хотя еще и корчился) в больничку сведите, проверьте. Если что, скажете, что упал. На кирпич…

Я вышел из-за угла, когда девчонки уже готовы были пойти за кинотеатр и проверить, почему я так долго, не случилось ли чего.

— А где хулиганы? — вскинула бровь Ася, когда я появился один.

— Ты цел? — поинтересовалась Алёна. — Они тебя не тронули?

— Парни оказались понятливые, — улыбнулся я. — Объяснил им, что так вести себя нельзя, они согласились и удалились по-тихому.

Я постарался улыбнуться, как самый обыкновенный парень. Не зек и не мент. Интересно, как они улыбаются?

— Эдик? — вскинул бровь Алена. — Согласился?

— Как удалились? — переспросила Ася. — Там же забор? Хода нет…

— Да-а… не знаю, — пожал я плечами. — Наверное, через забор перелезли… Да какая разница?

— Молодой человек! — окликнула меня торговка с крыльца кинотеатра. — Не забудьте. Пожалуйста, забрать букетики!

— Всенепременно! — я взбежал по ступенькам, подхватил букеты, вручил их девушкам и подмигнул. — Я тут знаю отличное кафе, предлагаю посидеть и обсудить фильм. Возражения не принимаются.

И я потянул девушек на центральную улицу Ленина. Никаких кафе я в Зарыбинске не знал, еще не был ни в одном, как-то недосуг было. Но уверен, что в центре что-нибудь найдется подходящее. Во всяком случае, по Ленина видел парочку. Надеюсь, там окажется сносно, и это будет не чебуречная и не заведение с запахом тушеной капусты и жареного минтая.

Но этот день ещё не кончился, и всё-таки не зря я ещё с утра решил подольше занимать Алёну. Не будем отступать от принятых решений и проведём время приятно.

* * *

Вечером после посиделок в кафе я вернулся в общагу. Дверь в комнату оказалась не заперта, значит, Нурик дома. Обычно он в это время шарился по соседям, играл с ними в карты, пил пивко. Но сейчас он сидел на кровати с видом гордого, но сломленного орла. Клюв повесил, холок взъерошен. Морда расцарапана, а рукав у рубашки порван.

— Привет, — полувопросительно произнёс я.

К этой картине маслом хотелось хоть минимальных пояснений.

— Привет, Мороз… — только и пробормотал сосед.

— Что такой понурый? Премии лишили? Или ГАЗик