как она начинала грозно шипеть, словно дракончик, отчего любому становилось не по себе. Не было ни одного ребенка на улице, включая внучку Веры Афанасьевны Аллочку, чьи руки миновали бы ее острые когти. От кошки доставалось даже взрослым. Пасечнику, например, она припомнила, как тот однажды испортил ей охоту на малиновку. В ответ на это Сара повадилась гадить на пороге его дома, а когда, застав ее за преступным деянием, хозяин дачи пытался спугнуть кошку, та бросилась ему на ногу. А зять Глебовых Вадим как-то пострадал от Сары, когда просто захотел ее погладить. След от когтей еще долго оставался на его руке. Итак, у каждого на Шестнадцатой был свой тревожный эпизод с этой рыжей бестией.

Сара считала себя подлинной хозяйкой окрестностей. Для нее в принципе не существовало таких пустяков, как границы и замки. Она свободно гуляла по дачам, сама выбирая, в тени какого дерева отдохнет в полуденный зной или же куда отправится на очередную ночную охоту. Несмотря на свой ершистый характер, Сара была очень заботливой к своим. Она любила Веру Афанасьевну и Аллочку, была беззаветно предана им. Ее неизменной ежедневной традицией являлась необходимость укладывать спать своих хозяек. Если Вера Афанасьевна засиживалась в гостях у Глебовых, кошка приходила за ней и начинала громко и требовательно мяукать противным голосом. Это продолжалось до тех пор, пока Плакущева наконец не отправлялась домой. Тогда Сара бежала вперед, и, если Вера Афанасьевна вдруг решала навести порядок на кухне, кошка вновь проявляла свое недовольство. Ей важно было удостовериться, что ее домашние легли, что с ними все в порядке. Только после этого можно было спокойно послоняться по округе до самого утра.

Когда на даче «У горы Меру», а вместе с ней и на всей Шестнадцатой улице появились новые животные, Сара поначалу восприняла это как личное оскорбление. Ее брезгливости не было предела, когда она узнала, что ими оказались какие-то «иностранцы». И она пошла в атаку: дралась с Людкой и пыталась охотиться на Васю.

Мартышку Людку Жанна выкупила у одного долговязого типа, который называл себя фотографом. Он был из числа тех, кто в курортный сезон на черноморских набережных предлагал желающим сфотографироваться с обезьянкой. Казалось, вот они, легкие деньги, легче некуда, особенно для того, кто не любит сидеть на одном месте, предпочитая этому прогулки на свежем воздухе и треп с незнакомыми людьми. Но бизнес горе-фотографа оказался провальным. Отдыхающий уже был не тот, что пару десятилетий назад. Народ уже сложно было удивить ряженой обезьяной, он требовал все более изощренных развлечений. Даже дети и те как-то вяло реагировали на нее. «Во всем виновата проклятая обезьяна», — думал фотограф. Всякий раз он срывал на ней зло, отвешивая мартышке оплеуху. Однако Людка не давала себя в обиду, и однажды она так больно укусила своего хозяина, что тот изменил форму проявления своего гнева. Теперь он сажал ее на привязь и меньше ее кормил, а иногда еще и лупил по морде свернутой в рулон газетой. Как всякие садисты, он был совершенным трусом и потому при первой возможности продал животное.

Видимо, таков непреложный закон, что экзотика притягивает экзотику, иначе как можно было бы объяснить появление у Жанны еще одного питомца. Если на других улицах дачного поселка на страже времени стоял петух, то на Шестнадцатой эту роль с гордостью выполнял павлин Васу. Его внезапное «пение» на секунды сбивало с мыслей всех без исключения. Откуда это? Что за индийские мотивы на берегах Волги?

Павлин оказался подарком одного из учеников Капналиной. Это вышло случайно: просто однажды он приехал на дачу и привез с собой чудо-птицу. «На что оно мне?» — задавалась вопросом Жанна. Впрочем, женщина быстро сообразила, что из этого можно извлечь пользу. Птица явно добавила колорит ее владениям. Она стала замечательным экзотическим дополнением к занятиям медитацией и йогой. Павлина назвали Васу, что на санскрите означало «добрый». Так в индуизме называют полубогов, призванных благотворно влиять на мир. Правда, со временем Васу превратился в обычного Васю, но это никак не умаляло его достоинства, поскольку и привычное русское имя, как известно, в своем значении указывает на высокое царственное происхождение.

Людка и Вася привлекали большое внимание к Шестнадцатой улице. Когда дачники поселка со своими гостями шли по бетонке на пляж, то, проходя мимо «У горы Меру», будто показывая свои владения, неизменно добавляли: «А здесь у нас живут обезьяна и павлин». Однажды Вася чуть не поплатился за такую популярность. Как-то ночью один подвыпивший тип перелез через забор, чтобы похитить птицу. Он уже сломал дверцу вольера и схватил перепуганного Васю, когда от шума во дворе проснулся Евгений. За считаные секунды он добежал до вольера, где ему пришлось временно нарушить принцип ахимсы и причинить небольшой вред здоровью горе-похитителя.

Справедливости ради стоит отметить: животных любили не только на Шестнадцатой улице. Весь дачный поселок служил временным или постоянным пристанищем для многих из них. Сюда прилетали ласточки и скворцы, где-то за бетонкой жили соловьи, откуда в начале лета они давали свои ночные концерты. Здесь можно было увидеть и певчих дроздов, и низко пролетающих куда-то в направлении тростника куропаток, и наглых ворон, и чирикающих по утрам до звона в ушах воробьев, и мышкующих над горой орлов, и беркутов. Вдоль дороги, огибающей утес, встречали и провожали людей сурки. Через дачи проходили невидимые тропы ежей и зайцев, порой тут можно было увидеть даже лису. Здесь в буреломах и под фундаментом домов свои норы устраивали гадюки. Последний факт несколько омрачал, заставляя дачников постоянно быть начеку, но все же на ухоженных участках змей обнаруживали крайне редко.

Появление Люмпика и Перзика переполошило весь животный (и не только животный) мир улицы. Их звонкий лай и бешеные гонки поначалу заставили изрядно всех поволноваться. Елена Федоровна совершенно справедливо беспокоилась о своих насаждениях, особенно когда среди них начали появляться первые жертвы. Чтобы собаки не переломали все дачные растения, каждый день им давали возможность вволю побегать на улице — как-никак, их порода и возраст требовали физической активности. Мальчики кидали им палку или старый теннисный мячик, и тогда начиналось… Собаки носились взад и вперед как угорелые. Несмотря на то что животные жили у Глебовых совсем недолго, люди очень привязались к ним. Нельзя сказать, что собаки отличались большим умом или обладали особенной восприимчивостью к дрессировке. Что тут поделать — издержки породы. Да и что можно взять с молодняка? Но их любили. Их любили за непосредственность и искренность,