полежать на солнце еще и потому, что не выносила прохладной воды: в девяти из десяти случаев она всегда казалась ей ледяной. Поэтому прежде, чем идти в воду, Марина предпочитала «хорошенько по ней соскучиться». То же можно было сказать и в отношении склонного к простудам Вадима. Зато дети, придя на пляж, тут же стрелой бросались в реку.

Было особым удовольствием лежать впятером на одном покрывале. Это напоминало времена, когда в субботнее или воскресное утро, едва проснувшись, ребята с разбегу прыгали на большую родительскую кровать, чтобы беззаботно поболтать, порадоваться предстоящему выходному дню и построить праздные планы. Теперь в выходные по утрам прибегал только Алешка и иногда Лиза, а значит, лишь на пляже сохранялась возможность ненадолго вернуть давние приятные чувства. Они словно вновь все вместе лежали на большой двуспальной кровати и громко мечтали о будущем.

Сейчас рядом с Мариной расположился Алеша, рядом с Вадимом — Лиза, а посерединке — Гера. Все так примерно было и в жизни: дочка — папина, младший сын — мамин, а старший… Гера был «общим» или самим по себе. Так повелось, что он не был ни «родительским», ни «бабушкиным», ни «дедушкиным». Это не было каким-то упущением со стороны взрослых, просто вот так случилось, что в первые два года жизни Гера как первенец опекался не кем-то отдельно, а сразу всеми. Его все обожали, и каждый старался дать ему самое нужное и полезное. Правда, с появлением Лизы и Алеши Гера перестал быть центром мира и с чего-то вдруг оказался должен помогать родителям в присмотре за братом и сестрой. Когда Гере было шесть, ему говорили, что он должен подавать хороший пример своей четырехлетней сестре, а когда исполнилось семь — вменили в обязанность учить трехлетнего брата считать кубики и собирать пазлы.

Для приличия Гера немного позагорал вместе со всеми, но при первой возможности улизнул купаться. Он отлично плавал, часто брал с собой ласты и маску, чтобы понырять, однако на этот раз не успел ими воспользоваться, так как увидел Костяна и Славку. Они тут же принялись сначала носиться по берегу, а затем продолжили играть в догонялки, находясь по пояс в воде.

— Орут так громко, как девчонки! — жаловалась Лиза, переворачиваясь на живот.

— Алеша, ты чего не идешь к мальчишкам? — спросил Вадим у сына.

— Нет, пап, пока не хочу. Я сегодня, вообще-то, хотел построить песочный замок. Вот сейчас думаю, каким он будет.

— А давайте вместе решим, — предложил Вадим.

Заинтересовавшись услышанным, Марина поднялась с одеяла. Она надела солнцезащитные очки, уселась поудобней, обхватив руками свои колени:

— Я тоже хочу. Лиза, ты с нами?

Лиза лениво завозилась:

— Начинайте без меня. Я попозже.

— Ну, давайте уже. Что за замок у нас будет? — спросила Марина.

— Очевидно, готический, высокий, с острыми шпилями… — предложил Вадим. — Так? Алеш, не молчи.

Алеша зачерпывал ладонями песок, а затем высыпал его обратно. Он всматривался в песчинки, которые составляли целую галактику, а может, даже и Вселенную. Она умещалась у него на ладонях, отчего он мог вообразить себя настоящим великаном или каким-нибудь верховным архонтом, осматривающим свои владения. А когда Алеша погрузил в песок указательный палец правой руки и начал рисовать им круги, то эта галактика, как и подобает ей, стала закручиваться в спираль. От этого завораживающего зрелища невозможно было оторвать глаз ни самому Алеше, ни его родителям, наблюдавшим за «рисованием» сына на песке.

— Это будет замок у моря, — деловито сказал Алеша.

Вадим и Марина последний раз строили песочный замок много лет назад, когда были в Анапе с маленьким Герой. Тогда на полноценный отпуск совсем не хватало времени, но вдруг внезапно появилось несколько дней, которые взрослые решили провести на море. Всего за пару часов обсудили, куда ехать, взяли билеты, покидали одежду в чемодан, под мышку ребенка — и в путь. Марина тогда была уже беременна Лизой и на приличном сроке. Отчего Елена Федоровна, конечно, пыталась отговорить их от поездки, предлагая ее заменить дачей, но, когда так быстро принимается решение, разговорам почти не остается места. Там, в Анапе, Гера так полюбил море, что на берег выходил с настоящей истерикой. Чуть успокоившись и обсохнув, он снова рвался к воде, и ничто не могло его отвлечь, кроме песочных замков и скульптур.

Малыша завораживало, как мокрый песок густыми крупными каплями падал из рук родителей и под ними вырастали крепостные стены и башни. Он тоже хватал эту темно-коричневую массу, пытаясь вслед за взрослыми построить нечто подобное, и громко смеялся своему успеху, когда получалась маленькая башенка. Но верхом восторга стало то, когда вошедшие в раж родители вылепили гигантскую морскую черепаху, панцирь которой выложили ракушками.

Это были самые кипучие годы их супружества, когда они, молодые, еще почти юные, делали только то, что считали важным, и писали, писали… Если нужно было спасать мир, тотчас бросались это делать. Презирали равнодушие к чужой боли, бичевали трусость и душевную скудость. Долой мелочность и мещанство! Жестокость и жлобство должны быть попраны и прокляты навеки! Бывало, они очень жарко спорили, почти так же, как когда-то Сергей Иванович и Елена Федоровна. Иногда им было сложно вместе. Марина — деятельная, очень быстрая, даже реактивная, а Вадим — спокойный, рассудительный, никогда не спешащий. Они по-разному взрослели: Марина гораздо раньше, Вадим чуть позже. Природная энергия Марины и тот факт, что Вадим стал частью ее рода, сделали главой их семьи женскую половину. Именно жена и ее родители задавали направление, по которому следовал Вадим. Периодически он серьезно взбрыкивал, заставляя считаться с собой, и ему благоразумно шли навстречу, уступая разные пустяки. Впрочем, со временем вес этих уступок оказывал все большее влияние на течение жизни обитателей «Зеленой листвы». Значительную часть супружества Вадим еще только готовился стать главой дома, и теперь, по мере старения Сергея Ивановича, по мере угасания его сил, он начал остро ощущать свою нужность для всей семьи. Он никому не признавался, но лишь теперь по-настоящему осознавал себя зрелым человеком, в чем, правда, видел мало личной заслуги. Мужчина немного стыдился и ощущал вину, так как этим был обязан дряхлению своего тестя.

Глава 16

ЛЮМПИК, ПЕРЗИК И ДРУГИЕ

Шестнадцатая улица отличалась от всех других не только сдвоенными участками, но еще и питомцами, которых держали хозяева дач.

Старейшей из них была кошка Плакущевой. Сара была ориенталка. Рыжая, худая, большеухая, она славилась своим крутым нравом на всю округу. Стоило подойти к ней ближе чем на полметра,