— Как удобно, так и держу, — огрызнулся Вадим. Для него совместная работа с тестем всегда оказывалась настоящим испытанием. Иногда он откупался деньгами, но все же зарабатывал не настолько много, чтобы всякий раз кого-то нанимать, да и Сергей Иванович категорически не соглашался платить за то, что «можно и нужно сделать самим». «Мне будет стыдно», — говорил он в таких случаях.

Обычно Сергей Иванович сдерживался в отношении неловкости зятя, но с возрастом по мере того, как Вадим становился полноправной частью его мира, явно начал утрачивать эту способность. Однако надо сказать, что и Вадим со временем все меньше обижался на подобные уколы. Раньше они могли неделями не разговаривать друг с другом из-за того, что первый не сдержался, а второй не промолчал, теперь же — полчаса, максимум — час, и они, как ни в чем не бывало, продолжали общение.

Сергей Иванович взял из рук Вадима молоток и показал, как надо делать.

— Это смешно, — вздохнул Вадим.

— Вот именно что смешно — в твоем возрасте не уметь гвозди забивать. Хотя бы для разнообразия научись.

Конечно, Вадим был другим, вернее, другим и своим одновременно. Сергей Иванович хорошо помнил, как много лет назад его привела к ним познакомить Марина. Высокий, худенький, кудрявый, с интеллигентными очками, он понравился Глебовым сразу. «Вадим парень хороший, умный, — делился Сергей Иванович с женой. — Но только к жизни совсем не приспособленный. Намучается Маринка с ним». — «Ну не все такие ушлые, как ты. Ей же мучиться. Пусть сама и решает», — отвечала Елена Федоровна.

Вадим всегда хотел ощущать себя частью большой семьи. И надо отдать должное, что он создал такую сам — трое детей и жена с ее родителями. Увлеченному работой, вечно пропадающему на ней мужчине был нужен надежный тыл, нужно было осознание того, что у него полон дом близких людей. Это давало сил и помогало все успевать. Кстати, этим он очень походил на самого Сергея Ивановича, только, в отличие от него, Вадим в основном пропадал на работе вместе со своей женой или вместе с ней переносил эту самую работу в свою квартиру. Все бытовые вопросы они с Мариной отодвигали на второй план. По этой причине, по мнению Елены Федоровны, дома у них творился настоящий кавардак. Она отчитывала дочь за беспорядок, а самое главное, за то, какой пример она подает детям. Сергей Иванович приходил к ним и мудро молча чинил розетку, делал кран в ванной и вешал книжную полку, но все же иной раз не упускал случая посокрушаться, что без него в доме некому будет повесить новую люстру и прибить плинтус. И еще Сергей Иванович с горечью думал про дачу после… после того, как он… Внуки еще не скоро станут взрослыми, а Вадим ничего не умеет. Кто будет за ней смотреть? Не продадут ли ее? От последнего вопроса начинало нестерпимо ныть внутри, хоть плачь, и Сергей Иванович гнал прочь от себя эти мысли.

Если вынужденным следствием быстрого темпа жизни Вадима и Марины оказался несколько заброшенный быт, то такого же нельзя было сказать по их отношению к детям. Да, пара много времени проводила на работе и без помощи Сергея Ивановича и Елены Федоровны не обошлись бы, но при этом им удавалось полностью компенсировать свое отсутствие. Каждую свободную минуту, каждые выходные и праздники Вадим и Марина проводили вместе с детьми. Они не могли позволить себе лишь большой летний отпуск, но и тот, что был, всегда проводился с детьми и для детей.

Перед обедом все, за исключением Сергея Ивановича и Елены Федоровны, отправились на Волгу. Чужому человеку никак невозможно было догадаться, что если в определенном месте с бетонки свернуть налево, то можно обнаружить чуть дальше внизу спуск к реке, где за огромным, выше человеческого роста тростником спрятались небольшой песчаный пляж и лодочная станция. О них знали лишь дачники и их гости. Это было любимейшим местом отдыха у местных, укрытое самой природой от ненужных глаз. Разумеется, порой сюда наведывались посторонние, ничего не поделать, но все же таковых, к счастью, наблюдалось немного.

На пляже стояла деревянная кабинка для переодеваний, но дачники ею почти совсем не пользовались, предпочитая возвращаться на свои участки зачастую в одних плавках и купальниках. Никаких лежаков и спасательной вышки. Люди постарше приходили сюда со своими раскладными креслами, семейные ставили пляжный зонт, но большинство довольствовалось лишь тем, что по старинке стелили на песке покрывала. Здесь не было привычки брать с собой перекус, потому что в основном приходили ненадолго, чтобы просто освежиться.

С левой стороны пляжа, на берегу всегда находилось несколько перевернутых рыбацких лодок. Практически в любую погоду рядом с ними возился загорелый как мулат Николаич со своей дворнягой или еще кто-нибудь. Рыбаки присматривали за пляжем. По давнему уговору, именно они следили за чистотой и краем глаза — за порядком в целом. Недалеко от лодочного лежбища пыхтел насос, качавший воду для дач. Он включался в строго определенные дни и часы поочередно дежурившими лодочниками.

Обитатели «Зеленой листвы» расположились на своем любимом месте под открытым небом. Все они любили позагорать, чтобы можно было как следует прожариться, прокалиться, а затем нырнуть в прохладную воду. Главным правилом здесь было — не переборщить, не затягивать. Следовало уйти с пляжа с чувством, что «немного не хватило». К этому приучила всех Марина — сначала мужа, а потом детей. К ее зеленым глазам, конечно, лучше всего подходил морской загар, но зато речной дольше держался. В молодости, когда они ездили на юг, это приносило Вадиму немало головной боли. Марина не флиртовала с другими мужчинами, но невозможно было не обратить внимания, когда она — высокая, фигуристая, загорелая — шла по набережной в белом платье. Вадим комплексовал. Вадим стеснялся, что он «не мачо», что совсем не умеет драться и говорить людям в лоб неудобную правду. Он стыдился некоторой собственной неловкости, но Марина любила своего «итальянца», как его называли близкие друзья за кудрявые волосы и смуглую кожу. Еще в университете она поняла, что ей не нужен никто, кроме Вадима. Не раз в разговоре с матерью она задавалась вопросом: «Почему я выбрала именно его, ведь столько ребят за мной ухаживало?» И сама себе же и отвечала: «Потому что он такой же умный и добрый, как папа, и еще по причине такого рода, которая никогда не будет понятна разуму. Только Вадим должен был стать отцом моих детей».

Марина любила