Но ехавший первым Сыды, к удивлению лесника, не остановился возле дома. За ним, не задерживаясь, проследовали остальные. Огорошенный Айылчиев не верил своим глазам:

— Ничего не понимаю, бригадир, — увязался он за Темиром. — Что это за шуточки?

Аильчане спокойно, не обращая внимания на лесника, продолжали свой путь. Теперь Айылчиев, наконец, уразумел, что его хотят проучить. Ухватившись за стремя бригадировой лошади, начал выкрикивать угрозы.

— Саке, — не повышая голоса, сказал ему Темир, — бригада написала на вас жалобу районному начальству.

— Какую еще жалобу? — нахмурился лесник. — Не говори чушь!

— В бумаге обо всем сказано, о всех ваших проделках. Что теленка вымогали, неправильно оформляете древесину, рабочую силу приезжих пытаетесь использовать в личных целях и о многом другом, — перечислял бригадир.

До лесника не сразу дошел смысл сказанного. А когда дошел, Айылчиев мгновенно сообразил, что дело принимает довольно неприятный для него оборот. И снова Айылчиева как подменили. Ничего не скажешь, умел лесник перестраиваться на ходу, учитывать меняющуюся обстановку:

— Ах, Темике, Темике. Зачем жаловаться? — покаянно заговорил он. — Разве я вам сделал что-нибудь плохого, земляки? Если что не так, сказали бы прямо в лицо, я бы учел. Мы же свои. Работаем вместе, завтра опять встретимся. Из одного аила. А Ыдырысу я прихожусь даже родственником, вернее — дядей. Будь они неладны, эти жерди. Берите их, земляки, сколько вам влезет, это не сортовой лес. А меня уж, глупого, простите…

Айылчиев, просил долго, жалостно и уже весьма натурально. Джума, которого лесник сумел-таки перехватить, через несколько минут догнал односельчан, но уже без жердей?

— Неужели отдал, Джумаке? — ехидно поинтересовался Асанкул.

— Разжалобил меня, — сконфуженно оправдывался старик. — И то сказать, немолодой уже человек. Отец троих детей…

— Ну, и негодяй! — огрел лошадь Асанкул. — Такие умеют играть на чувствах…

— А что, Темике, правда, что на лесинка написали жалобу? — поравнявшись с бригадиром, спросил Болотбек.

— Пока нет. Хотя, но совести, Айылчиев вполне этого заслуживает, — ответил Темир, пуская копя быстрым шагом.

Болотбек чуть поотстал. Оглядывая конным отряд, с радостью думал: а все-таки хорошо, что он не остался дома, не поддался на уговоры матери. Раньше из простого упрямства считал, что он не хуже других, никому ни в чем не уступит. В горах пришлось многое передумать, многое как бы заново доказывать и себе, и своим новым друзьям. И доказывать делом. Оказывается, надо затратить немало сил, чтобы походить на своих очень простых и скромных аильчан. Теперь он близко узнал их, исподволь породнился с ними. Честные, трудолюбивые, добрые и надежные люди!

Болотбек тут же, на ходу, легко сочинил веселую песенку лесорубов с незамысловатым припевом: "Эй, эй, лесорубы!". Вырваться бы далеко вперед, затянуть во весь голос только что рожденную песню! Слушайте, лес, река, слушайте, горы! Прежний Болотбек, не раздумывая, так бы и сделал. Сейчас же он, хотя и с усилием над собой, сдержался, настрого приказал себе не хвастаться, не выделяться…

От чистого морозного снега все вокруг искрилось, тонко звенело, и на душе у Болотбека было легко и просторно.

Перевод А.Жиркова

УЗБЕКИСТАН

АНВАР ИШАНОВ

Член Союза писателей СССР, Анвар Ишанов известен и как прозаик, и как поэт. Он автор трех книг рассказов "Одно слово", "Спокойный Регистан", "Двадцать тысяч белых голубей" и книги стихотворений "Запах хлеба".

ДАЛЕКИЕ МОГИЛЫ

Рассказ

Ты щедр, мой край, чудесными садами.

Их корни всю планету оплели.

О, корни, вы в Европе не встречали

Сердца джигитов, что в боях легли?..

Аскад Мухтар

Если даже на самой тонкой бумаге составить поименный список тех, кто боролся с. гитлеровской нечистью, безжалостно вырывал из нашей многострадальной земли ядовитые корни фашизма и отдал свою прекрасную жизнь этой борьбе, то скорбная эта скрижаль будет так велика и тяжела, что окажется не под силу самому большому, каравану. Миллионы лучших сынов и дочерей моей Отчизны не вернулись с поля боя. Среди них тысячи и тысячи моих земляков, чьи могилы встретишь и на крутом берегу Волги, в березовых рощах Подмосковья, на осушенных болотах Полесья, в ковыльных степях Украины.

Много, ой, как много, этих священных могил в далекой Европе…

Но где бы ни были вы захоронены — известные и безымянные герои, — память о вас нетленна в сердцах живых… Вы пали в битвах. Вечный покой вам и вечная слава! А ваши матери? Кто измерит скорбь, боль, мужество ваших матерей?

Мать! Нет слова и понятия святее и дороже. Жизнь ее, кажется, соткана из забот и боли. Вроде пустяк: в ногу мальчишке вонзилась верблюжья колючка, а материнская душа болит, будто стряслась беда. Всю жизнь она, женщина, отказывала себе в красивых нарядах и только мысленно примеряла на себя платье из, хан-атласа, всегда же ходила в простых, чтобы в один из самых счастливых своих дней, когда сын приведет в дом повестку, отдать накопленное годами приданное ей — молодой, красивой, счастливой жене ее сына.

Мать! Дети и дети детей — для нее счастье и радость. В день рождения внука она соберет на той всех жителей кишлака, пригласит лучших музыкантов, заманит богатыря-карнайщика[21], атлас же, лежащий в сундуке для особого случая, пошлет через сватов осчастливившей ее невестке.

Счастью ее нет конца: она готовилась стать бабушкой! И вдруг страшная, жестокая весть — война! В жизни ее радость сменяют тревоги и печали. Лепешка, которую надкусила она в день прощания с младшим сыном, как заклинание, прошептав "Да приведет тебя в этот дом доля твоя", давно засохла и лежит пшеничным камнем в нише. А белая ткань, которую она повесила на дерево со словами "Да будет светел твой путь", давно истерзала в клочья дождями и ветрами.

Теперь все ее радости сводятся к ожиданию почтальона. Она ждет его, как бога, молится на него, а он, привычно осведомившись о здоровье, однажды протянул ей бумагу с черной вестью: "Ваш сын геройски…"

Старший…

Лазурное небо почернело в ее глазах. Обуглилась душа от нестерпимой, сжигающей боли. Казалось матери, что разверзлась земля, небо рухнуло от ее горя-печали.

Кто? Скажите, кто вынесет эти танталовы муки? Разве не делало горе сильных мужчин ничтожными и маленькими?

Так уж издавна повелось в наших краях, что осень — пора свадеб. Когда в садах Ферганской долины осенью наливаются соком