Шрифт:
Закладка:
В конце августа и в начале сентября северные ветры оттеснили нас немного к югу, вследствие чего видимые очертании земли изменились и уменьшилась их ясность. Но в конце сентября нас снова отнесло на северо-восток, где мы достигли 79°58′ с. ш., наиболее высокой, какую достиг «Тегеттгоф» во время дрейфа льдины. Мы увидели перед собой в отдалении 12 миль группу островов Хохштеттера. Ясно выступали их скалистые кряжи. Казалось, что представилась благоприятная возможность достигнуть земли форсированным маршем. Думалось, что эта первая оказия может стать последней; ведь легко было предположить, что в течение самого ближайшего времени неблагоприятные ветры отгонят нас прочь из пределов видимости земли.
Шестеро из нас покинули родную льдину и доверились коварству, затаенному во всяком движении льдов. Восточные ветры, господствовавшие в последние дни, загнали прибрежный лед на сушу. Возникшие при этом сжатия раздробили все окружающие льдины и сильно уменьшили также и нашу глыбу. Со стремительной поспешностью бежали мы через скрипящие гребни обломков льда. Наше рвение было так велико, что мы не обращали никакого внимания на неоднократные провалы в воду кого-нибудь из нас. Каждый стремился добраться до земли, до той земли, которая нам не могла дать ничего, кроме возможности оказаться отрезанными и кроме удовлетворения нашего любопытства. Мы прошли уже около половины пути и данным-давно потеряли из виду наш корабль, как вдруг налетел туман и заслонил собой все кругом. Глыбы льда казались во мгле высокими горами. Земли мы тоже не видели больше, и в конце концов нам оставалось только повернуть обратно. На этом нелегком пути даже компас оказался мало полезным. Запутавшись посреди валов свежеразломанного льда, мы потеряли наш прежний след, а одновременно с этим и ориентировку, так как она зависела не столько от общего направления, сколько от точного знания переходов и того пути, который привел нас сюда. Мы пошли в неверном направлении и сохраняли его, несмотря на то что наш следопыт, Юбинал, постоянно с лаем возвращался обратно. В тумане собака казалась чудовищем и не трудно было принять ее за медведя. Чего не могла совершить вся мудрость нас шестерых, то удалось инстинкту животного. В конце концов, измученные, мы предоставили ему право предводительствовать нами. Вскоре Юбинал действительно вывел нас на прежний путь и доставил к судну.
Охота на медведя
Ни одна из предыдущих полярных экспедиций не располагала столь обильным материалом по белому медведю, как австро-венгерская. Мы убедились в том, что белый медведь представляет собой подлинного жителя Ледовитого океана, обитающего среди льдов и почти не связанного с землей. Мы подсматривали за его жизнью в зимних берлогах на суше и наблюдали за ним в море, как он неутомимо странствует по необозримым ледяным просторам. Мы пришли в результате нашего знакомства с нравами белого медведя к выводу, что распространенное мнение, будто он впадает в зимнюю спячку – неправильно.
Мало какое животное способно так долго выносить голод, как медведь. Нередко приходилось нам встречать его на огромных расстояниях от суши. Такие звери оказывались совершенно лишенными жира. По-видимому, они бродили целыми неделями с пустым желудком, испытывая жестокие муки голода. Никакое расстояние не кажется для белых медведей чрезмерно значительным. Ловкость, с которой они бегают через торосы, напоминает проворство зайцев, скачущих через поля. Хотя белые медведи могли бы охотиться по всей арктической области, но, наверное, они избирают для этого определенные территории или части морей.
Медведь-самец покидает самку вскоре после окончания брачного периода, предоставляя ей заботу о потомстве. В силу этого всякая группа медведей состоит почти всегда только из медведицы и нескольких медвежат. Брачный период белых медведей, по-видимому, не так тесно связан с определенным временем года, как у других животных. Мы встречали совсем молодых зверей в течение всего года.
Всего экспедицией было убито и съедено шестьдесят семь белых медведей. Общее число медведей, повстречавшихся нам и служивших предметом охоты, намного превышало сотню. Мне кажется поэтому, что наш опыт достаточен для того, чтобы мы могли считать себя компетентными в вопросе о характере этих животных. При этом необходимо, однако, сделать одну оговорку. Дело в том, что, сравнивая поведение белых медведей в этом районе с поведением их во время моих многочисленных встреч с ними во Второй германской экспедиции к берегам Гренландии, я убедился в резко противоположном характере его. Эта разница состоит не только в степени хищности медведей обоих районов, но и в силе и величине животных. Только этим можем мы объяснить существующие противоречия в рассказах о нраве белого медведя, иногда изображаемого трусливым, иногда же диким и хищным зверем. В силу традиции сохранился взгляд, внушенный еще Баренцем, описывавшим белого медведя как крайне опасное животное, не боящееся людей, разорвавшее двух человек и неоднократно нападавшее на экипаж чуть ли не на борту самого корабля. При встречах с медведем в Гренландии мы никогда не могли угадать, как он себя поведет. Такая неопределенность и отдельные смелые нападения медведей на человека научили нас соблюдать крайнюю осторожность. Наше уважение к тамошнему белому медведю увеличивалось еще из-за его гигантского роста, достигавшего 7–10 футов. Белые медведи в районе между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа оказались не только много мельче гренландских (от 5 до 81/2 фута), но и охота на них протекала, как правило, в форме, обеспечивающей заранее полнейшую безопасность.
Почти все медведи, не считая тех, что стали нашей добычей уже во время позднейшего санного путешествия, были убиты с корабля или в непосредственном соседстве от него. Это обстоятельство объясняет большую осмотрительность, обнаруживаемую здешними медведями. Подбираясь к кораблю, они избирают окольные пути. Когда, мучимые голодом и любопытством, медведи подходили наконец к судну, их встречал залп выстрелов и дикие крики. Люди бросались в атаку, и медведь, будь он ранен или нет, торопливо убегал. Такое бегство зверя во многих случаях было, несомненно, результатом простой неожиданности. Совсем иначе вели себя медведи во время санного путешествия и вообще во всех тех редких случаях, когда с ними приходилось встречаться наедине. В этих случаях в поведении приближающегося зверя всегда чувствовалось наличие очень определенных намерений.
Многочисленные медвежьи охоты минувшего лета были богаты интересными моментами, и поэтому я считаю необходимым рассказать о них в отдельной главе, избегая таким образом перерывов и повторений в дальнейшем моем повествовании.
Каждое появление медведя вблизи судна вызывало на борту всеобщий переполох. Лишь
