С отвращением Аменхотеп вздрогнул и только хотел крикнуть воинам, чтобы те немедленно покарали нечестивца, как вдруг взглянул в глаза бродяге и чуть не вскрикнул от удивления.

С ужасом в этом вонючем и грязном старике Аменхотеп узнал темнокожего красавца жреца Хапу, это был он, несомненно, но, казалось, с последней их встречи прошла не одна ночь, а как минимум более десяти лет. И провел эти годы, как видно, Хапу в ужасных условиях, в рабстве, терпя голод, холод и неизлечимые болезни.

– О мой господин, пощади, это действительно я! – застонал жрец.

– Хапу?! Как такое может быть? – ужаснулся царь. – Что с тобой? Ты болен? – Аменхотеп боялся приблизиться к старику, боялся заразиться от него неведомой хворью.

– Я обещал тебе, мой властелин, что сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти твоих сыновей… – Хапу закашлялся кровью. – Я все сделал, как обещал, – голос его звучал тихо. – А теперь, мой господин, и ты мне пообещай…

– Что? – Аменхотеп вскочил на ноги. – Мои дети выживут? Мои сыновья выздоровеют? Ты уверен? Сфинкс обещал тебе? Ты победил его?

– По крайней мере, один сын у тебя точно будет жить. Я пожертвовал своей жизнью, своим здоровьем ради будущего фараона, – жуткие судороги снова сотрясли старика.

– Если так, то, Хапу, я все сделаю, как ты просишь, – коротко кивнул царь.

– Сначала поклянись именем Сехмет, что меня похоронят по всем канонам Египта, что мне сделают хорошую гробницу, что моя душа Ка обретет спокойствие в чертогах Осириса, – холодной рукой Хапу вцепился в подол одеяния царя.

– Я обещаю тебе выстроить самую лучшую гробницу, – согласился фараон.

– И еще, я умираю, и я не успел передать знания о Книге Тота своему преемнику. Эта книга не должна достаться непосвященным, она обладает бесценными знаниями. Пусть в моей гробнице будет ключ к тайнику с Книгой Тота, но найти путь к сокровищу удастся только самому достойному, – старик собрался с силами и продолжил: – И еще, царь, научи своего выжившего сына чтить всех богов, а особенно бога Солнца. Поклянись, что бог Солнца будет главным в Египте. И храни тайну Книги Тота… – договорить Хапу не успел, его рука безвольно упала, а глаза закрылись навсегда.

Июнь 1869 г. Санкт-Петербург

С чувством выполненного долга Глафира спустилась с лестницы и лицом к лицу столкнулась с управляющей Адвотьей. Та хмурилась, злилась и с гневом смотрела, как медленно Глаша приближается к ней.

– А где ты, голуба моя, прохлаждалась все это время? Тебе чего сказали – дитяткам фруктов отнесть, а ты где болтаешься? От работы отлыниваешь? Тогда иди давай отседа! Не нужны мне такие лентяйки! – закричала старая ведьма на оторопевшую Глафиру.

– Я не прохлаждалась, меня Дарья Степановна позвала помочь ей умыться, одеться. Она еще попросила ей завтрак принести, и побольше приказала, – спокойно ответила Глафира.

При этих словах Авдотья громко расхохоталась:

– Дарья Степановна завтрак попросила? Да неужели? Вот ты горазда врать, не только лентяйка, но и обманщица. Барыня наша серьезно болеет, не ест ничего уже больше недели, целый день в комнате лежит, а ты тут напраслину возводишь! Ух, я тебя! – замахнулась сучковатой палкой Авдотья.

Глафира не успела даже прикрыться руками, как увидела, что на верхней площадке лестницы появилась барыня Дарья Оболенская. Она громко закричала, так, что ей удалось переорать саму Ермолаевну:

– Авдотья, это что за фокусы! Я долго еще буду свой завтрак ждать?! И почему мою горничную ты палкой охаживаешь?! Она мои приказания выполняет!

Дарья Степановна была хороша в гневе, глаза ее метали молнии.

Авдотья от удивления открыла рот и принялась мелко креститься:

– Дарья Степановна, да как же вы… Да мы думали, вы при смерти…

– А раз при смерти, то и кормить меня не надо? – снова закричала на нее барыня. – А ну, завтрак неси, и быстрее! А еще бумаги мне чистой, много бумаги, чернил дай!

Адвотья Ермолаевна, не переставая креститься, отправилась на кухню за завтраком.

Барыня подмигнула оторопевшей Глаше.

На шум выбежал из кабинета князь Оболенский.

– Это что еще за шум такой… – но договорить он не успел, с удивлением уставился на свою женушку, которую считал находящейся одной ногой в могиле.

Посвежевшая, стильно причесанная и выражавшая такой неприкрытый интерес к жизни и действительности, что Дмитрий Аркадьевич был поражен.

– Даша? Это ты?.. Но как?.. – шептал он. – Я же… Так доктор Лосев…

– Дурак твой Лосев и душегубец! – ворчливо ответила барыня.

Открылась дверь учительского класса, и с криками «Мамочка!», «Мамочка выздоровела!» к Дарье подскочили ее сыновья.

Барыня счастливо улыбнулась и тепло обняла детей.

Под шумок Глафира решила покинуть столь гостеприимный дом.

Египет. XIV век до н. э

Путь обратно в Фивы через огнедышащую пустыню прошел в полной тишине. Воины несли тело Хапу, жрец перед смертью поклялся, что ему удалось спасти детей фараона, но Аменхотеп все равно был неспокоен, он с надеждой и нетерпением всматривался в линию горизонта. Когда же покажется храм Дома Скорби Имхотепа, где, может быть, в этот самый момент умирают его дети?

Каждый пройденный шаг отдавался болью в душе фараона. Злые беспокойные мысли терзали его душу. А вдруг Хапу не удалось победить чудовище? А вдруг сфинкс обманул? А если его сыновья погибли, то кто же будет наследовать трон? Старшая дочь Ситамон, любимая супруга царская Тийя? Кто же будет править Египтом после смерти Аменхотепа? И можно ли доверить царство в зените своего великолепия и могущества кому-то недостойному? Не породит ли это волнения во дворце?

Аменхотеп снова нахмурился.

Даже если сейчас родить нового сына с новой женой, то когда еще он подрастет и возмужает, а доверить трон младенцу – еще хуже, чем дочерям. И будет ли новый младенец мужского пола, тоже только боги знают.

Аменхотеп тяжело вздохнул.

Фараон вспомнил слова мертвого жреца – Хапу просил, чтобы выживший наследник престола поклонялся богу Солнца и сделал того главным в пантеоне богов. Аменхотеп, щурив глаза, всмотрелся в гневное светило. Бог Ра в солнечной колеснице, как и тысячи лет назад, как и будет еще тысячи лет в дальнейшем, проплывал по ясному небу.

Если так угодно богам, если этим удастся умилостивить Сехмет – то Аменхотеп готов на все. Пусть только сын выживет – тогда бог Солнца будет главным в Египте на веки вечные. А уж он позаботится об этом.

Аменхотеп, глядя на небо, дал зарок