Шрифт:
Закладка:
– Может, за доктором послать? – наблюдая истерику новой хозяйки, осведомилась Глафира.
– За доктором? – расхохоталась барыня, ставшая похожей на злую ведьму из сказки. – За этим олухом Лосевым? Он меня опять примется пиявками лечить или накажет ледяные ванны принимать, а они у меня вот где! – провела она рукой по горлу.
– А что делать-то? – растерялась Глафира.
– Тебя звать как? – уже уверенным тоном спросила женщина.
– Глаша, – поклонилась девушка.
– Слушай, Глаша, беги из этого дома, как можно быстрее беги, – прошептала ей на ухо барыня. – Тебя здесь тоже замучают, как и меня. А мне тошно тут, тошно! – закричала женщина. – Ты понимаешь?
– У вас что-то болит?
– Душа у меня болит, мне скучно, тошно! Муж на меня внимания не обращает, сыновей отдали нянькам, воспитателям, подруг у меня нет, родителям я не нужна. А я с утра и до поздней ночи страдаю! – вытерев слезы, объяснила новая подруга.
Глафира неуверенно кивнула, она уже слышала про подобный модный недуг под названием «меланхолия».
– Доктора мне помочь не могут, от их дурацких процедур мне только хуже становится, – покачала всклокоченной головой барыня. – Дмитрий Аркадьевич рвется меня в лечебницу упрятать, эта Авдотья, ведьма старая, за мной шпионит все время, хозяину докладывает, а мне что делать? С таким присмотром ни друга любовного не завести, ни заняться ничем не могу. Мне тошно!
– Извините, барыня… – начала Глаша.
– Называй меня Дарья Степановна, – представилась больная.
– Извините, Дарья Степановна, я хочу вам помочь.
– Мне ничем не поможешь, мне только, наверное, умереть осталось! – Дарья снова улеглась на кровать, по щекам потекли слезы.
Глаша молча разглядывала странную барыню. Ей стало жаль эту молодую и красивую женщину, которая от безделья уже сходит с ума.
– Барыня… Дарья Степановна, на улице такая погода хорошая, может быть, вы хотите выйти погулять? – предложила Глафира.
– Нет! Я ничего не хочу! НИ-ЧЕ-ГО! – в глазах женщины зажегся яркий огонь гнева.
Глаша почесала в затылке, но отступать, когда она не смогла помочь человеку в беде, горничная не привыкла. Она попыталась зайти с другой стороны.
– Хорошо, а скажите мне, Дарья Степановна, чем вы целый день занимаетесь?
– Чем? Да ничем особо, – печально вздохнула барыня. – К управлению домом меня не допускают, якобы беспокоятся о моем слабом здоровье. А здоровье потому и слабое, что мне тошно и скучно. Я сижу тут в комнате целыми днями, скучаю. Ко мне в последнее время, кроме доктора Поликарпа Андреевича, редко кто заходит. Да и он приходит и начинает меня мучить – пиявками своими противными, а тут вот начал мне какие-то ужасы про египтян рассказывать, про мумии всякие, начитался где-то такой жути. Но отказать нельзя, он наш семейный врач – мой папенька еще хорошо знал батюшку Лосева, правда, тогда фамилия у него была другая – английская, у него самого были психические болезни. И он сам был малость того, но не важно. Так вот, я сижу у окна, скучаю, думаю обо всем, фантазирую. Знаешь, Глаша, мне очень нравится фантазировать, придумывать разные интересные истории. Это отвлекает меня от моего недуга, – задумчиво произнесла Дарья Степановна.
– А вы не хотели бы сходить в театр или в оперу? В столицу, чай, переехали, а не в глуши какой-то прозябаете, – посоветовала Глафира.
– Ах, еще в первые годы брака Дмитрий Аркадьевич водил меня на оперу, мы выбирались на балы, но это так давно было, – женщина вздохнула. – А потом супруг ко мне охладел, нашел новую подругу, затем еще одну, а теперь мы можем месяцами не сталкиваться в этом огромном чужом доме.
– Да, я сегодня тоже видела, как к вашему мужу приходила молодая женщина в темном плаще, – направила разговор в нужное русло Глафира.
– Ах, эта, – кивнула Дарья Степановна. – Да, про нее мне Авдотья рассказывала, но я сама ее никогда не видела. Только знаю – слуги растрепали, в нашем доме ничего не укроется, что она часто у Дмитрия Аркадьевича денег просит, якобы в долг, но отдавать и не собирается. Но ей невдомек, что мой супруг очень прижимист и скуповат и деньги давать в долг не любит.
– То есть вы не знаете, кто эта особа?
– Не знаю, да мне это и неинтересно, я сама придумываю такие любовные приключения в своих фантазиях, что про подруг моего супруга я ничего не хочу узнавать, – Дарья снова уставилась в окно.
Неожиданно к Глафире пришла идея:
– Подскажите, барыня, а вы не пробовали записывать свои фантазии, свои придуманные истории на бумаге? Это бы вас развлекло.
Дарья Оболенская взглянула на Глафиру с таким изумлением, как будто бы увидела на ней выросшие рога.
– Что ты сказала? Записать мои истории? – такое простое решение даже не приходило ей в голову. – Но это же… Это же… – Дарья хлопала ртом от удивления. – Это же…
Глафира прикрыла глаза, опасаясь гнева барыни: сейчас как запустит в нее второй туфлей или даже зеркалом.
Но барыня замолчала, задумалась, а потом громко завопила:
– Это же великолепно! Восхитительно! А ну, Глашка, тащи быстрее мне бумаги чистой, чернильницу, свечи, я писать буду!
Она подпрыгнула с кровати и принялась ходить по комнате, размышляя на ходу:
– Да, точно, сначала напишу, как Лизавета… а потом ее родители… а рыцарь Феликс пусть будет рыжим… Да-да, рыжим! Или не стоит? Рыжий любовник – это перебор, как ты считаешь? – обратилась она к Глафире.
А Глаша засмотрелась на барыню: от меланхолии и сплина не осталось и следа. Спина выпрямилась, на щеках появился румянец, глаза горели любознательным огнем.
– Неси, Глашка, быстро неси бумагу, пока у меня мысль не потерялась.
– Да, конечно, – разулыбалась Глаша, ей удалось помочь несчастному человеку. – Я все принесу, только это…
– Ну что еще? – капризно наморщилась Дарья Степановна.
– Для начала вам стоит позавтракать, а то сил не будет для творчества. Вы же любовный роман будете писать, а для этого много сил нужно.
– Да, ты права… точно, любовный роман, но пусть там будут и убийства… Да-да, Лизавета так любит Феликса, что не может простить ему измены, и тогда… пистолет… надо узнать, какие сейчас пистолеты… А что еще? Почему не принесла чернил?
– Что там с завтраком?
– Завтрак обязательно, я действительно что-то проголодалась, скажи Авдотье, чтобы завтрак подали мне в комнату, и побольше! – Дарья Степановна лукаво подмигнула горничной и снова принялась придумывать сюжет для своей книги.
Египет. XIV век до н. э
Аменхотеп прислушался: действительно кто-то стонет.
Фараон вскочил на