– Ты можешь сделать все, как ты сказал, мой господин. Но это не вернет твоих сыновей. Но если ты послушаешь еще мои крамольные речи, я могу помочь тебе спасти сыновей, хотя бы одного из мальчиков, – заносчиво ответил Хапу.

Глаза Аменхотепа метали молнии, но силой воли он заставил себя успокоиться: казнить дерзкого жреца он всегда успеет, а вот шанс спасти царевичей – один на миллион, и им можно воспользоваться.

– Хорошо. Ты верховный жрец богини Сехмет, и тебе должны быть известны пути умиротворения богини, я тебя слушаю. Но если ты не спасешь хотя бы одного из моих сыновей, то тебе несдобровать, и я тебе придумаю самую страшную кару, которая только есть на свете.

– Как пожелаешь, мой господин, – лукаво улыбнулся Хапу и низко поклонился фараону.

Июнь 1869 г. Санкт-Петербург

А Глафира, конечно же, думала не об обеде и не о восхитительной ухе, она ни на дюйм не поверила художнику Менжинскому. Любому было ясно, что он врет, но зачем и почему, Глаша не знала. Но она точно знала, что подмигивания сфинксов ей не могли привидеться. Она еще раньше заметила плотоядный взгляд левого сфинкса, того, что без бородки. Заметила в то злополучное утро, когда к ним в меблированные комнаты прибыл египтянин Асхаб.

Он точно так же вглядывался в очертания левого сфинкса, и именно за этим занятием и застала его Глафира. Она была совершенно уверена в невиновности Аффанди, но ее волновали метаморфозы в облике сфинксов.

А еще была одна неточность, которая сбивала Глашу с толку: она вспомнила, что при первом визите к сыщику Свистунову Асхаб Аф-Аффанди заявил, что хотя он прекрасно умеет изъясняться на русском языке, но писать так и не научился.

Тогда кто же написал записку из больницы, адресованную Аристарху Венедиктовичу, и откуда у египтянина такой дорогой бриллиант для аванса? Если бы у него были драгоценности, он сразу же в первый свой визит передал бы их Свистунову. И записка написана на чистейшем русском языке, даже без грамматических ошибок. И в ней ни слова не было о поиске бородки на «Буено сперанце».

Глафира снова наморщила лоб.

Конечно, Асхаб мог попросить кого-нибудь в больнице написать это послание. Вполне может быть. За хорошую плату и доктор, и любая сестра милосердия исполнили бы эту просьбу – но все же Глафиру не оставляли сомнения.

Когда Асхаба выводили из отеля сыскные люди, он ни словом не обмолвился о записке и очень удивился, когда Аристарх Венедиктович заговорил о бриллиантах.

Но кому же было нужно, чтобы преступника поймали? Кто так богат, что может отправить бриллиант для спасения жизни постороннего человека?

Глафира заерзала, а потом принялась тормошить Аристарха Венедиктовича.

– Хозяин, мы уже почти приехали, просыпайтесь.

Свистунов, не открывая глаз и не переставая храпеть, что-то промямлил.

– Аристарх Венедиктович, подъем! – гаркнула на ухо Глафира.

– А? Что? – сонно прищурил глаза сыщик.

– Мы приехали, говорю! – лукаво улыбнулась горничная.

– Хорошо, – не открывая глаз, сообщил сыщик и продолжил сладкий сон.

– Обед скоро! – применила коронный прием Глаша.

Аристарх Венедиктович мгновенно разлепил глаза, потянулся и заявил:

– Обед? Наконец-то, я готов. Неси уху!

– Уха дома будет! А сейчас скажите, господин Свистунов, чем занимается Дмитрий Аркадьевич, князь Оболенский?

– Дмитрий Аркадьевич? – Свистунов сладко зевнул, взглянул в окно, они действительно подъезжали к дому. – А зачем тебе?

– Ну скажите, пожалуйста.

– Князем он недавно стал, ему пожаловали это звание за заслуги перед отечеством. А если по-простому, то он просто купил себе дворянский чин. А так он промышленник больше и купец. Дмитрий Аркадьевич – меценат, богатый помещик – на Урале несколько тысяч душ крестьян. В столице у него парочка магазинов открыта.

– А что за магазины? Чем именно торгует?

– Ой, тебе не по карману, точно, Глашка! – ухмыльнулся Свистунов. – Там ювелирные изделия, кольца, колье. У него на Урале заводик есть по добыче драгоценных камней и их огранке. А потом тут мастера делают драгоценности, которыми в его магазинах торгуют. Это всем в столице известно.

– Получается, не всем! – Глаша задумалась. – Значит, алмазы у него тоже имеются?

– Алмазы имеются, куда уж без них!

– Ну конечно, – Глафира снова задумалась.

Египет. XIV век до н. э

– О пламенеющая ликом, о та, что вышла из бойни, о та, что повергает врагов страны, о могучая, о всесильная владычица всего сущего! Мор на устах твоих, пена на губах твоих, ты выходишь, пламенея. Безгранична сила твоя, о пламенеющая! О могучая, всевластная, действующая пламенем! Владычица неба, госпожа всех земель… Око бога Хора, ему путь открывшая… Госпожа огня, извлекающая, поглощающая… Госпожа сотен тысяч духов… Да будет умиротворено твое пробуждение! О Сехмет! Смилостивься над нами, пожалей нас, недостойных! – на коленях молил богиню перед ее культовой статуей верховный жрец Хапу.

Фараон Аменхотеп повторял непослушными губами все слова заклинания за жрецом. Если эти молитвы могут спасти его мальчиков, то он все сделает.

В короткие сроки было начато строительство нового храма Сехмет, где будут установлены более тысячи культовых изображений львиноголовой богини. Строительство осложнялось еще тем, что многие искусные камнетесы, скульпторы и рисовальщики погибли от смертельной болезни, пришлось вызывать архитекторов даже из соседних областей и из далекой Митании.

Хапу продолжал на коленях взывать к пламенеющей гневной богине. Наконец он поднялся и подошел к царю:

– Сегодня последняя ночь года – Сехмет наиболее неистовствует, именно сегодня богиня вычеркивает из списка живых тех, кто должен умереть в следующем году. Только сегодня мы можем спасти твоих сыновей.

– Что нужно сделать?

– Во-первых, молиться перед культовыми статуями, это дело я уже поручил моим жрецам, также я подготовил особые амулеты с заклинаниями, их нужно надеть на шею Тутмосу и Аменхотепу. Амулеты недолговечны, но они помогут твоим сыновьям продержаться сутки и не умереть этой ночью.

– А потом?

– Если помнишь, много лет назад сбылось твое тайное желание, – задумчиво ответил Хапу.

– Конечно, помню, – кивнул фараон. – Ты хочешь, чтобы я опять вернулся к чудовищу и ответил на загадки?

– Нет, дважды одному человеку это сделать невозможно. Ты уже сразился с монстром и победил чудовище, – покачал головой жрец.

– Тогда Тутмос, мой сын, может снова это сделать и загадать желание.

– Твой сын лежит в беспамятстве и кашляет кровью, везти его в пустыню невозможно, он умрет по дороге. И даже если мы довезем его туда – он не