1968 года. Грингросс зловеще вещал о «колоссальном неисчерпанном богатстве» Ковент-Гардена, его «возможностях», которые «безграничны, потрясающи». Он имел в виду не панк-клубы или общественные парки. В качестве землевладельца, за которым оставался контроль над большей частью земель округа, городской совет в те непростые времена был вынужден – теперь уже по закону – использовать каждый клочок земли с максимальной выгодой. Если в районе планируются новые офисы, заявил Грингросс, «сделайте так, чтобы они приносили как можно больше прибыли»[83]. «Давайте взглянем правде в лицо, – сказал он в завершение. – Нет ничего незыблемого». Консервативный Совет Большого Лондона искал новые подходы в управлении городом. И в поиске свежих идей он снова обращал взоры через Атлантику.

«Фаней-холл» в Бостоне. nobleIMAGES/Alamy Stock Photo

Глава третья

Власть народа

Преуспевающие города, старые и молодые, привлекают сегодня умных, предприимчивых людей, в частности, если становятся тематическими парками.

Эдвард Глезер[84]

Город-предприниматель

В 1972 году президент Соединенных Штатов Ричард Никсон объявил, что урбанистический кризис в его стране завершился. Он урезал бюджетное финансирование проектов реновации городов; новые федеральные правила требовали, чтобы города разрабатывали для управления ростом детальные проекты, почти что настоящие бизнес-планы. Никсон немного торопился. На самом деле кризис в Америке был в разгаре. Кроме того, он совпал с другими неприятностями – Уотергейтом, Вьетнамом, тряской в национальной экономике, нарастающим спадом в производительности и рентабельности предприятий. На фоне сокращения доходов бюджета Никсон решился проявить жесткость, заручившись поддержкой нового министра финансов, недавно вошедшего в состав кабинета Уильяма Э. Саймона[85]. Саймон был из биржевых трейдеров с Уолл-стрит. Методы его работы внушали ужас. Саймон начал кампанию по внедрению в экономику Соединенных Штатов бизнес-ориентированного мышления, что-то вроде политики «поддержки роста» Эдварда Хита, но с большей долей дерзости и с иной идеологической подкладкой. Саймон ратовал за резкое сокращение государственного сектора, за упор на конкуренцию и свободный рынок. К государственному сектору он относился с презрением, будучи приверженцем всё более распространенной в среде нового нахрапистого американского истеблишмента веры в монетарную экономическую теорию представителя Чикагской школы экономики Милтона Фридмана и австро-британского экономиста Фридриха фон Хайека – веры, подкрепленной результатами нефтяного кризиса. Согласно этой теории, управление экономикой должно заключаться в регулировании количества денег в системе, а не в отживших вместе с кейнсианством прямых инвестициях со стороны государства. Инвестиции должен обеспечить частный сектор за счет экономического роста, при этом деятельность государства жестко ограничивается стимулированием или привлечением частных вложений. Сокращение расходов в государственном секторе Америки, имевшее целью «освободить» рынок, было настолько масштабным, что принесло экономисту прозвище Уильяма Грозного.

Именно Уильяму Грозному пришлось решать судьбу Нью-Йорка, когда тот на всех парусах несся навстречу банкротству. После строительного бума в конце 1960-х годов, подобного лондонскому, мэр Нью-Йорка Джон Линдси, совсем как британский премьер-министр Эдвард Хит, стремился выбраться из кризиса за счет повышения заработной платы и роста налогообложения, а также за счет краткосрочных кредитов. К середине 1970-х годов, однако, в результате этой практики у города образовался гигантский долг – как минимум в пять миллиардов долларов. Уильям Саймон придерживался иной практики. В разгар налогового кризиса в Нью-Йорке новый мэр города Эйб Бим обратился к Вашингтону с просьбой выкупить облигации. Президент Джеральд Форд был вынужден занять довольно жесткую позицию. 29 октября 1975 года, после нескольких месяцев шумихи в прессе, забастовок и хаоса в Нью-Йорке, президент, выступая в Национальном пресс-клубе, заявил, что для Нью-Йорка настал судный день, имея в виду чрезмерные расходы государственного сектора и его огромный бюджет социального обеспечения. Всему этому теперь должен был прийти конец. На любые проекты финансовой помощи Форд пообещал наложить вето. На другой день «Нью-Йорк дейли ньюс», самая популярная газета Америки, вышла в свет со знаменитым заголовком на первой полосе: «Форд – городу: Сдохни!».

Прошел месяц напряженного ожидания. Город и так уже смирился с существенными сокращениями расходов, чтобы избежать дефолта. Шестая часть рабочей силы в городе потеряла работу; профсоюзам пришлось согласиться с резкими сокращениями заработной платы и ухудшением условий труда для тех, кто еще продолжал работать. Однако их ждали новые испытания. В конце ноября Уильям Саймон согласился субсидировать Нью-Йорк в течение трех последующих лет в размере 2,3 миллиарда долларов в год. Условия были жесткие: новые сокращения расходов. На слушаниях в Сенате Саймон сказал:

– Я настоятельно рекомендую ‹…› выработать самые репрессивные условия финансовой помощи. Пусть вся эта история будет настолько болезненной, чтобы ни один город, ни одна политическое движение никогда не имели бы соблазна идти по тому же пути[86].

«В течение многих лет город жил не по средствам», – написал он позже. Подобно Трэвису Биклю, улицы города Саймон очищал самыми жестокими методами.

После нефтяного кризиса позиция в отношении упадка старого города еще более ужесточилась. С деньгами было туго. Еще прежде того, в 1972 году, архитектор Оскар Ньюман, автор необычайно авторитетной книги «Пространство под защитой», в качестве меры борьбы с насилием и охватывающим города упадком призывал перейти к оборонительной тактике в проектировании, помогающей защитить «вашу территорию». В 1974 году знаменитый и невероятно кассовый фильм режиссера Майкла Уиннера «Жажда смерти» предложил свое видение пространства под защитой. Архитектор-мститель Пол Керси, которого играет Чарльз Бронсон, искалеченный убийствами, насилием и моральным упадком Нью-Йорка, выходит на улицы города с револьвером. Это лишь одна из целого ряда кинокартин семидесятых, от «Грязного Гарри» до «Таксиста», со схожим сюжетом: администрация наводит порядок в анархическом, погрязшем в пороках городе, на разные лады подражая жесткой заботе Уильяма Саймона.

На десятилетия благополучие оставило Нью-Йорк. Городу требовалось переливание крови. Вернуть в город деньги нужно было во что бы то ни стало, даже если для этого использовались методы, необычные даже для адептов свободного рынка. Как показывает писатель Уильям Менкинг, вскоре после того, как урбанистический кризис достиг апогея, власти стали использовать административный ресурс и даже государственные средства для того, чтобы убедить средний класс снова вернуться в Нью-Йорк[87]. В 1981 году, например, новый мэр Эдвард Кох опубликовал различные программы, которые должны были джентрифицировать город. «В основе его представлений о будущем города, – пишет Менкинг, – казалось, лежали не потребности существующего населения пяти боро, а его детские воспоминания о городе в довоенное время, когда в нем проживала обширная прослойка белого среднего класса. Этот средний класс и хотел снова заполучить Кох, не слишком стесняясь в выражениях. Так, в 1984 году он заявил: „Мы не обслуживаем