у должностных лиц, в течение дня давал приходящим к нему ответы по поводу раздачи хлеба, лишая этой чести назначенного сенатом префекта[1204]. 6. Далее, он постоянно проводил народные сходки, хотя не было у римлян заведено, чтобы частное лицо созывало народную сходку, и перед народом много обвинял Минуция, что тот, мол, только носит имя власти, но не совершил никакого полезного беднякам дела. Сильно упрекал он перед народом и патрициев, утверждая, что они совершают такие действия, вследствие которых народ будет иметь малое значение или вообще никакого, и даже при нехватке хлеба не проявляют никакой заботы о неимущих, — ни все вместе, ни влиятельные граждане лично, — хотя более всего было необходимо, чтобы они, подобно ему, пожертвовав деньгами и собой, отовсюду привезли в город продовольствие. 7. Он просил сравнить свершенное им самим с делами тех, патрициев, насколько они целиком и полностью разнятся друг от друга: ведь те, ничего не тратя для общества из собственных средств, еще и общественную землю присвоили, пользуясь ею уже длительное время; напротив, он, ничего не имея из общественной собственности, еще и отчее имущество расходует на помощь беднякам, а когда заканчиваются наличные средства, делает займы у друзей, ничего не получая взамен за подобную щедрость, за исключением благоволения сограждан, дороже чего он не ценит никакое богатство на свете. 8. Сторонники постоянно называли его спасителем, отцом и основателем отечества. Они заявляли, что если предоставить ему консульскую власть, это окажется благодарностью, несопоставимой с величиной его деяний, и предлагали удостоить его какой-нибудь другой почести, более значительной и величественной, которой будут обладать и его потомки. 9. Когда же он совершил и третью поездку на побережье Италии, из которой вернулся обратно в Остию, порт Рима, со множеством грузовых судов с хлебом из Кум[1205] и из гаваней около Мизен[1206] и завалил город продуктами питания, так что никакого уже не стало отличия от прежнего изобилия, весь народ был готов, как только получит возможность голосовать на выборах должностных лиц, — будет ли тот добиваться консульства или какой-нибудь иной почести, — предоставить ему это, не обращая никакого внимания ни на преграды закона, ни на противодействия человека. 10. Видя это, вожди аристократии, не желая потворствовать и не имея силы воспрепятствовать, находились все в совершенном отчаянии. И они были приведены в еще большее замешательство, когда и плебейские трибуны, и консулы стали запрещать ему созывать народные сходки и выступать с речами, но народ, собравшись, прогнал их с Форума, чем обеспечил Мелию значительную уверенность и силу.

11. Итак, когда город находился в таком вот положении, назначенный префект по снабжению продовольствием злился на оскорбления в речах, которыми Мелий не переставал поносить его на народных сходках, но и опасался его больше всех остальных, как бы тот, если получит какую-нибудь должность, не поставил себя выше[1207] аристократии или, подстрекнув против него народ, не замыслил и не осуществил в отношении него какой-нибудь план с помощью своих сторонников. Возмущаясь по обеим этим причинам и стремясь избавиться от человека, имеющего большую власть, чем положено частному лицу, он стал проводить тщательное расследование и его слов, и его дел. 12. А поскольку имелось много таких, кого этот человек использовал как помощников в своих тайных намерениях, и они не были одинаковы по природе и близки во взглядах, нашелся некто, кто, по всей вероятности, не оказался его верным другом — или из-за страха, или из-за личной выгоды. Предоставив ему гарантии, что никому не расскажет о нем, Минуций узнал обо всех замыслах Мелия и их подготовке. 13. Когда же он получил бесспорные доказательства и узнал, что опасность уже налицо, то сообщает об этом консулам. А те, не желая проводить расследование столь серьезного дела только собственными силами, подумали, что вопрос следует доложить сенату, и тотчас созвали его заседание, как будто намереваясь посовещаться о какой-то внешней войне. 14. Когда же сенат быстро собрался, один из них выступил и рассказал, что им сообщили о подготовленном против государства заговоре, требующем весьма серьезных и немедленных мер предосторожности в силу величины опасности. Далее он поведал, что сообщивший об этом является не каким-нибудь простым гражданином, но тем, кого они сами за доблесть назначили на величайшую и очень важную для общества должность, испытав его честность и рвение в общественных делах по его поведению на протяжении всей жизни. 15. Итак, когда взволнованный сенат замер в ожидании, он призвал Минуция, и тот сказал: [Ищи в разделе о публичных выступлениях.][1208] Esc.

II. Когда же сенату было это сообщено, они назначают диктатора, а он — начальника конницы...[1209] и приказал тому прибыть к нему вместе со всадниками около полуночи, а сенаторам — еще на рассвете собраться на Капитолии, Минуцию же — взяв доносчика и позаботившись о прочих доказательствах, явиться к ораторскому возвышению, и всем — хранить решения в тайне от тех, кто не входит в сенат, говоря, что есть только одно условие безопасности, а именно, если Мелий ничего не узнает о сказанном и сделанном в его отношении. 2. Распорядившись и об остальном, в чем была необходимость, он всех задержал в здании сената до захода солнца, а распустил собрание, когда уже стемнело. Когда же наступила полночь, отправившись из дома...[1210] он вышел на заре во главе отборных воинов обоих консулов и в сопровождении самих консулов. 3. Итак, вместе с сенаторами они на рассвете заняли Капитолий и взяли его под охрану.

Мелий, ничего не зная об этом, вышел на Форум, когда начался день, и, восседая на ораторском возвышении, давал советы тем, кто просил. А немного погодя к нему подошел начальник конницы Сервилий вместе с лучшими из всадников, имевшими под одеждой мечи[1211], и, остановившись подле него, произносит: 4. «Диктатор приказывает тебе, Мелий, явиться к нему». А тот, возразив, сказал: «Что за диктатор приказывает мне, Сервилий, прийти к нему? Как и когда он появился?» И в то же время в замешательстве он оглядел стоявших вокруг возвышения. Поскольку же всех охватило молчание, ввиду того что никто не был осведомлен о действиях сената, снова заговорил Сервилий: «Вчера сенату было доложено о тебе, о Мелий, что ты готовишь переворот, — возможно, неверно: ведь недостойно осуждать кого-либо заранее на основании одного только обвинения. 5. Сенат, решив изучить этот доклад, заявил, что обстоятельства требуют диктатора, поскольку он подвергается немалой опасности, и наделил этой