1. (1) Когда Камилл осаждал город фалисков[1236], один из жителей, то ли отчаявшись в спасении города, то ли стремясь к личной выгоде, обманул детей из самых видных семейств, — а был он школьным учителем, — и вывел их из города будто бы прогуляться перед крепостной стеной и посмотреть на римский лагерь[1237]. 2. Понемногу увлекая их все дальше от города, он приводит детей к римскому сторожевому посту и передает выбежавшим воинам. Доставленный ими к Камиллу, он сказал, что уже давно замыслил подчинить город римлянам, но не имея никакой власти — ни над крепостью, ни над воротами, ни над оружием, — придумал такой способ: отдать в их руки сыновей знатнейших граждан, посчитав, что неизбежная необходимость заставит их отцов, озабоченных спасением детей, быстрее сдать город римлянам. 3. Несомненно, он говорил это, имея большие надежды получить какую-нибудь отменную награду за предательство. Ambr.

II. (2) Но Камилл, передав учителя и детей под стражу, о случившемся уведомил письмом сенат и спросил, что следует делать. 2. Когда же сенат предоставил ему поступать так, как ему самому покажется наилучшим, он вывел учителя вместе с детьми из лагеря и распорядился установить полководческое кресло неподалеку от городских ворот. Как только сбежалась большая толпа, — одни на стены, другие к воротам, — Камилл сначала сообщил фалискам, какое преступление решился совершить против них учитель, а затем приказал служителям сорвать одежду с этого человека и бичевать его тело множеством ударов. 3. Когда же он счел, что этого наказания достаточно, то раздал детям розги и приказал гнать того в город со связанными сзади руками, избивая и всячески издеваясь. Фалиски же, получив обратно своих детей и достойно наказав учителя за преступный замысел, сдали город Камиллу. Ambr.

III. (3) Тот же самый Камилл, когда вел войну против города вейян, дал обет Юноне-Царице вейян, если овладеет городом, воздвигнуть в Риме ее изваяние и учредить для нее пышное почитание[1238]. 2. И после взятия города он отправил самых выдающихся всадников, чтобы снять статую с пьедестала. Когда же посланцы вошли в храм и кто-то из них, то ли в шутку и смеха ради, то ли желая предзнаменования, спросил, хочет ли богиня перейти в Рим, изваяние произнесло громким голосом, что хочет. Это произошло даже дважды: ведь юноши, не веря, что именно изваяние издало звук, снова спросили то же самое и услышали тот же самый ответ. Ambr.

IV. (4) Во время правления консулов, что были после Камилла[1239], на Рим обрушилась заразная болезнь, начало которой положили отсутствие дождей и суровая засуха, от чего пострадали и древесные насаждения, и хлебная нива, принеся людям урожай скудный и нездоровый, а скоту — скудный и скверный корм. 2. Так что погибло бесчисленное количество мелкого рогатого и рабочего скота, которому не хватало не только прокорма, но и воды: столь значительным оказался недостаток речных и прочих источников именно тогда, когда все живое более всего страдает от жажды. 3. Людей же погибло немного, — кое-кто, употребивший пищу, которую раньше никогда не пробовал, — а почти все остальные подверглись страшным болезням, начинавшимся с маленькой сыпи, что появлялась на наружных покровах, но развивавшимся в большие нарывы, подобные раковым язвам, скверные на вид и причинявшие ужасную боль. 4. И не было для страждущих никакого средства от сильной боли, разве что, непрерывно расчесывая и расцарапывая, терзать кожу, пока не обнажатся кости. Ambr.

V. (5) А немного погодя плебейские трибуны[1240], возненавидев Камилла, созвали против него народное собрание и присудили его к штрафу в сто тысяч ассов, хотя не были в неведении, что имущество у него составляет совсем незначительную долю от величины штрафа, но для того лишь, чтобы тот, кто успешно завершил самые славные войны, подвергся бесчестью, будучи отведен плебейскими трибунами в тюрьму. Все же его клиенты и родственники внесли деньги из собственных средств и заплатили штраф, так что никакому оскорблению он не подвергся. Но Камилл, считая обиду нестерпимой, решил покинуть город. (6) 2. А когда он подошел к воротам и попрощался с сопровождавшими, которые горевали и рыдали, ибо им предстояло расстаться с таким человеком, то, пролив много слез, стекавших по щекам, и пожаловавшись на постигшее его бесчестье, Камилл произнес: «О боги и младшие божества, блюстители человеческих дел, я заклинаю вас стать судьями и за мои общественные деяния для отечества, и за всю мою прошлую жизнь! 3. Соответственно, если вы сочтете меня виновным в тех преступлениях, за которые народ меня осудил, — прошу послать дурной и постыдный конец моей жизни. Но если на всех постах, что родина вверила мне и в мирное, и в военное время, вы найдете меня благочестивым, справедливым и чистым от всякого позорного подозрения, то прошу стать мстителями за меня, наслав на моих обидчиков такие невзгоды и ужасы, из-за которых они будут вынуждены, не видя никакой иной надежды на спасение, обратиться за помощью ко мне». Сказав это, он удалился в город Ардея[1241]. Ambr.

VI. (7) Боги прислушались к его мольбам, и вскоре город был взят галлами, за исключением Капитолия[1242]. А когда граждане поименитее нашли на нем убежище и были осаждены галлами, — ведь остальная толпа убежала и рассеялась по италийским городам, — те римляне, что бежали к городу вейян, ставят начальником лагеря некоего Цедиция. В свою очередь, тот назначает Камилла, хотя и в его отсутствие, главнокомандующим с неограниченной властью в военных и мирных делах. 2. И возглавив посольство, он призвал Камилла примириться с отчизной, приняв во внимание беды, что приключились с ней, из-за которых она решилась обратиться за помощью к оскорбленному ею человеку. (8)3. Камилл же, прервав его, сказал: «Я не нуждаюсь в увещевании, Цедиций, ведь я сам, если бы вы не опередили с просьбой ко мне принять участие в событиях, был готов явиться к вам во главе вот этого войска, которое вы видите здесь у меня. Вам же, о боги и младшие божества, что надзираете за человеческой жизнью, я весьма благодарен за те почести, коих вы уже удостоили меня, а по поводу будущего молю, чтобы мое возвращение оказалось для родины прекрасным и счастливым. 4. Если было бы возможно для чеювека предвидеть, что произойдет в грядущем, никогда бы я не попросил,