«О Господь небес и земли! Разве грехи совершаются бессознательно?!..», думал он, защищаясь и автоматически поглаживая тянувшиеся к нему ручки Будур, не понимавшей ничего из происходящего вокруг:

— Моё предположение оправдалось, увы!.. Моё сердце подсказывало мне, но я не верил ему. В ваших глазах я виновен, не так ли? Но в каком преступлении вы обвиняете меня?! Заклинаю вас жизнью, скажите мне! Не ожидайте, что я признаюсь, по той простой причине, что не совершил ничего, заслуживающего признания, и сколько бы я ни копался в тайниках своей души, жизни и прошлого, я не нахожу ни намерения, ни слова, ни поступка, направленного против вас. Меня удивляет, как вы не понимаете, что это просто очевидно?!

Она презрительно сказала:

— Я не из тех женщин, на которых можно повлиять таким спектаклем. Спросите себя сами о том, что говорили обо мне!

Он с тревогой спросил:

— Что я говорил о вас? И кому? Клянусь вам…

Она нетерпеливо оборвала его:

— Меня не интересуют ваши клятвы. Храните их для себя. Клятвам того, кто порочит людей, доверять нельзя. Важнее всего, чтобы вы вспомнили, что говорили обо мне..!

Он бросил своё пальто на спинку стула, словно полностью приготовившись к борьбе, и отошёл на шаг от Будур, чтобы избавиться от её невинных попыток завладеть его вниманием, и с пылкостью говорящего правду произнёс:

— Я не сказал о вас ни слова, которого стыдился бы повторить сейчас в вашем присутствии. Ни разу в жизни я не говорил о вас ничего дурного, да и не смог бы, если бы вы только знали. Если кто-то донёс вам обо мне что-то, что разозлило вас, то он презренный клеветник, не достойный вашего доверия. Я готов встретиться с ним лицом к лицу в вашем присутствии, чтобы вы сами увидели, насколько он искренен, а точнее, насколько лжив. У вас нет недостатков, о чём же я мог говорить?! Как же вы плохо обо мне думаете!

Она насмешливо сказала:

— Благодарю за эту похвалу, которой я не заслуживаю. Я не думаю, что я такая уж безупречная, по крайней мере, я не получила настоящего восточного воспитания!

Эта её последняя фраза вонзилась ему в мозг, и он вспомнил, как произнёс её во время разговора с Хасаном Салимом, вступившись в защиту своей возлюбленной от всяких подозрений. Значит, Хасан повторил её так, что она посеяла у неё сомнения в его добрых намерениях?! Этот благородный Хасан Салим? Он совершил подобную вещь? До чего же у него кружится голова!.. В глазах его красноречиво читались изумление и печаль. Он сказал:

— Что вы имеете в виду?! Я сознаюсь вам, что сказал это. Но попросите сами Хасана Салима рассказать вам. Он должен вам рассказать, что я произнёс это, говоря о ваших достоинствах!..

Она кинула на него пристальный холодный взгляд и спросила:

— Моих достоинствах?! Разве моё желание быть «девушкой мечты» каждого входит в их число?!

Камаль в тревоге и гневе закричал:

— Это он, а не я говорил так о вас! Подождёте ли вы, пока он придёт, чтобы в вашем присутствии я мог бросить ему вызов?!

Она продолжила свой допрос с прежним сарказмом и горечью:

— И моё кокетничанье с вами тоже из числа моих добродетелей?

Отчаянно чувствуя, что он не в состоянии больше защищаться от этого потока обвинений, он сказал:

— Ваше кокетничанье со мной?! Где? И когда?

— В этой самой беседке! Разве вы забыли?! Вы будете отрицать, что внушили ему такую мысль?!

Его больно ранил её сарказм, когда она спросила: «Разве вы забыли?!», и в тот же миг понял, что Хасан Салим — о, насколько это было глупо! — питал дурные подозрения о той его встрече в беседке с любимой и поделился ими с ней или приписал их Камалю, чтобы выяснить всё таким грязным образом…, а он пал их жертвой! С горечью и возмущением он произнёс:

— Отрицаю, отрицаю со всей моей силой и искренностью, и сожалею, что доверял Хасану!

Она высокомерно сказала ему, так, словно сочла эту фразу последней:

— Ему всегда можно доверять…

Камаль тяжело вздохнул; ему казалось, что сфинкс поднял свою страшную гранитную лапу, размозжив и похоронив его под ней навсегда. Дрожащим голосом он вымолвил:

— Если это Хасан сообщил вам всю эту ложь обо мне, то он подлый лжец, именно он оклеветал меня, я же не порочил вас..!

В её красивых глазах мелькнул строгий взгляд, и она резко спросила:

— Вы отрицаете, что критиковали в его присутствии то, что я общаюсь с друзьями Хусейна?!

«Вот значит как искажают слова благородные аристократы!»

Возмущённый до глубины души, он сказал:

— Да, этого не было. Господу известно, что я не говорил это как критику, это он утверждал… Он сказал, что вы его любите! И ещё сказал, что если он захочет, то помешает вам общаться с нами! Я же не имел в виду…

Она с пренебрежением перебила его, гордо выпрямившись, так что ореол её черных волос взвился в воздух одновременно с поднятой головой.

— Вы бредите! Мне не важно, что обо мне говорят. Я выше этого. Единственная моя ошибка, полагаю, состоит в том, что я дарую свою дружбу всякому без разбора..!

С этими словами она спустила на землю Будур и взяла за руку, затем повернулась к Камалю спиной и покинула беседку. Он умоляюще прокричал:

— Прошу вас, подождите минуту, чтобы…

Но она уже удалилась. Голос его прозвучал громче, чем было нужно, так что ему даже показалось, что его было слышно в саду повсюду, и что деревья, беседка и стулья глядят на него неподвижным презрительным взглядом. Он закрыл рот и положил ладонь на край стола, наклонившись так, словно его длинное тело склонилось под гнётом обиды. Но он недолго оставался один: