Он хотел напугать врагов, ему удалось: враги объединились и предложили созвать Собор, чтобы «публично разрешить вопрос о несогласных иерархах». Феосиф сдрейфил, но выхода не было – он с утра до вечера названивал высоким покровителям, но те не подходили к телефону.

А я тем временем подобрал себе рысака.

Обрящет ищущий! По рекомендации агента Уэллса в Ватикане я обратил внимание на настоятеля Валаамского монастыря, отца Ювеналия. Епископ Ювеналий в миру учился в Московском университете, защитил диссертацию по биофизике и долго преподавал в Англии, где из атеиста превратился в добропорядочного христианина. Сан он принял уже профессором в Массачусетсе. Набиравшая тогда силу РНЦ пригласила его возглавить секретариат по межхристианским отношениям; там он приобрёл репутацию либерала, чуждого неоконсерваторам. Его фигуру использовали, выставляя на переговоры с католиками и протестантами.

Ювеналий был популярен у прозападного крыла и пользовался уважением за его пределами. Как умный человек, он не решился открыто выступить против патриархии и вовремя свернул заигрывания с Западом. Избежав обвинений в униатстве и экуменизме, он подал в отставку и получил синекуру на Валааме. Оттуда он не выезжал уже несколько лет, управлял хозяйством, молился, писал книги и жил в своё удовольствие.

Но его заслуг и смелых взглядов не забыли ни РНЦ, ни Ватикан. Вытащить его на Собор и представить новым патриархом – эффектный ход. Абсолютно нереальный, как мне сказали. Настоятель Валаамского монастыря – слишком мелкий чин для патриарха, его карьера слишком яркая, а отличные от мейнстрима идеи одиозны.

Мне предстояло, во-первых, убедить его приехать в Москву на Собор; во-вторых, добиться его избрания, выдав за компромиссную фигуру, с которой согласны правительство и Организация. В-третьих, если Ювеналия всё же изберут, я должен убедиться, что он будет достаточно сильным, чтобы сдерживать радикалов, и в то же время достаточно мягким, чтобы подчиняться мне и правительству.

Самым тяжёлым оказался пункт номер один.

Я приехал на Валаам, небольшой остров на Ладожском озере, и долго гулял с настоятелем по лесу и вдоль берега, меж ветхих храмов и белокаменных колоколен, под перезвон и крики чаек. Ювеналий, ещё сравнительно молодой и поджарый, с выбритой головой и аккуратной бородкой, никак не желал соглашаться. Он твердил и твердил, что осознанно сделал выбор удалиться от суеты и посвятить себя Богу. Что, хоть ему противен Феосиф и не нравится нынешняя РНЦ, менять её должны другие.

– Есть притча, – сказал он мне. – Наш мир полон греха. И давно бы погиб, если бы не монахи-отшельники в своих далёких скитах. Мир спасается только их молитвами.

Байка хорошая, адаптированная еврейская притча о тайных праведниках. А вот сам Ювеналий лукавил: в его-то келье был и компьютер, и свежие выпуски «Нэйчер». Не просветление заставило его дезертировать.

– Да, – ответил я, – может быть, молитвы отшельников спасают мир. Но что делать с теми, кто не может отойти в сторону? Миллионы честных людей сбивают с пути, учение Христа искажают. Люди продолжают бороться. Они не теряют надежды, они просят вашей помощи. Закрыть глаза и отвернуться, когда вы нужны им, – это разве не грех? Или вы думаете, если Феосиф победит, они не придут за вами? Рано или поздно эта чума доберётся даже сюда, но только меня рядом с вами уже не окажется, и вам придётся либо драться одному, либо предать вашего Бога и стать одним из них.

В первый день он отказывался. На второй пытался сменить тему. На третий уточнил, что от него требуется, – и получил ответ: приехать в Москву, выступить на Соборе и вернуться на драгоценный Валаам, ничего больше, разумеется!

Я ни слова не сказал про патриарший сан. Ему не нужны были деньги, власть или влияние, он не стремился оставить след в истории. Он хотел просто жить своей жизнью. Но судьба (в моём лице) не имела для него такой опции.

Ювеналий был одним из немногих честных людей в РНЦ. Это осложняло дело, но, с другой стороны, я сразу нашел к нему подход. Чувство долга и совесть – пустые слова для демагогов вроде Феосифа – для него что-то значили. Чем-то он напоминал Уэллса – будь генерал менее уверен в себе и своей правоте, он стал бы лёгкой добычей.

Ювеналий был неуверенным, но принципиальным, а это уязвимое сочетание. Достаточно заронить мысль, и дальше он будет переваривать её и грызть сам себя, и вам останется лишь наблюдать.

На четвёртый день он начал торговаться. Утром пятого дня я его убедил. Ночью на шестой день мы уже летели в Москву.

Он согласился выступить на Соборе против Феосифа. Я поклялся, что на следующий же день самолёт унесёт его назад на Валаам.

Это вовсе не просто, в расцвете сил отказаться от борьбы и признать, что ты ничего никому не должен. Это мужество. Я уважал Ювеналия, он был мне симпатичен. Я жалел, что при честном сердце он обделён решимостью мне отказать. Я редко испытываю угрызения совести, но оттого, что я разрушил персональный рай этого человека, мне до сих пор неловко. Он этого не заслужил.

В Москве я поселил его в «Ритце» у самого Кремля, нанял ему машину и охрану и организовал встречи с оппозиционно настроенными архиереями. Сторонники Феосифа и пресса бились в истерике, из Ньюарка от меня требовали рапорт, но зато друзья в Кремле сменили гнев на милость: до Собора оставались считаные дни, а в Ювеналии они увидели адекватного партнёра.

Тот всё ещё тешил себя уверенностью, что произнесёт обличительную речь и тотчас вернётся в свою уютную обитель. Наивно думать, что искушение властью так просто отогнать. Встречи со сторонниками, рассказы о безумии, в которое Феосиф вверг Церковь, ужасные картины будущего, если к власти придёт кто-то столь же бессовестный…

Он слишком долго отстранялся. А я окунул его в наши ежедневные страхи – и он, как честный человек, не устоял. Ювеналий единственный среди архиереев имел безупречную репутацию, его уважали все: либералы – за убеждения, консерваторы – за то, что умел промолчать.

Все пытались его использовать. Все убеждали, что его голос будет решающим. Под постоянным давлением он несколько растерялся, но моя улыбка его приободрила. Он выступил на Соборе в первый день, и его слова разлетелись по всей русскоязычной Сети.

– Феосиф превратил неоортодоксализм в квазирелигию, – заявил он. – Собор должен однозначно оценить его деятельность и избрать нового патриарха. Патриарха, который меньше будет озабочен политикой и ненавистью и больше – любовью.

Он закончил свою короткую речь под бурные аплодисменты. В тот момент его