чуть не расцеловала, такой камень упал с души. Я ведь жутко волновалась, предчувствия прямо нехорошие, понимаете? А мне волноваться ну совсем ни к чему в моем положении.

Они пустились в обратный путь, потом караван свернул в долину, а парень отделился и поехал краем леса. Вдруг Мася как рванет за ним — только хвост рыжий мелькает в траве!

Бог мой, что же делать! Я кое-как накрыла плащом рюкзаки и поспешила за ними. Вот глупый кот!

Спешу, но догнать никак не могу. Всадник вперед ускакал, кот со всех ног за ним мчится, я позади пыхчу. А скользко! Снежок-то растаял, конечно, сразу, но вся тропа глинистая. А мне уже все равно, еду, как с ледяной горки, только цепляюсь по пути за стволы. Мне, главное, поймать кота и Витю найти. Кажется, любую гору сейчас одолела бы, лишь бы вернуть семью.

Рыжий все время мелькает за деревьями, не пропадает совсем, но и на зов не идет. Что же ты издеваешься, Мася?

Да вот же он. Ах негодник! Ходит по лужайке, нюхает что-то, как чумной. Меня увидел — замяукал, я ему: кис-кис-кис, а он не ко мне, а от меня, подлец, побежал, и не по тропе, а в сторону.

С тропы сойдешь — заблудишься, как пить дать. Не пойду, нет.

— Мася-а-а-а!

Крик мой утонул в чаще. Чувствую — не могу, ноги дрожат от быстрого спуска, надо отдохнуть хоть полминутки. Прислонилась к дереву, а на стволе какое-то обгоревшее пятно оказалось, футболка испачкалась… И почему-то эта ерунда стала последней каплей. Всё, ну буквально всё против меня! И как заплакала я в голос — от обиды и страха. Могу себе позволить: нет же никого вокруг.

Вдруг вижу — Мася бежит ко мне. А за ним — Ёшка!

Значит, и Витя рядом?

Глава двенадцатая

Я не шаман

Шаман

— Ой, да сколько же вас? То годами никто не заходит, а то прямо нашествие, — проворчал я, выглядывая из аила.

Но это я скорей для порядку ворчал. Вообще-то приятно, когда гости, пусть даже и коты. А тут еще женщина. Не наша, не алтайская. Зареванная, одета по-городскому. Фифа!

— Здрасте, — помахал я ей, приглашая. — Это, наверное, ваш мужчина у меня.

— С бородой и в очках? — всхлипнула она. — Мой, мой мужчина! Муж!

— Можете забрать его, — говорю.

— Забрать? — не поняла она. — А сам он что?.. — Вдруг как взвизгнет: — Что с ним? Витя! — И ринулась в шатер, чуть не опрокинув меня. — Что ты с ним сделал?! — вопит мне.

Ого, ничего себе поворот.

— Я что сделал? Чаем напоил и в постель уложил.

— Витя!

Она его тормошит, а мужик лежит, глаза открыты, смотрит на нее, но не реагирует, будто не узнает.

— Он таким пришел, — говорю. — По снегу. Его кошка вела.

Городская особа хлопает глазами то на меня, то на мужа.

— Ничего не понимаю, — говорит. — Мы на лошадях поднимались, а кошка убежала. Он пошел за кошкой, думал добраться потом налегке по пешеходной тропе.

— Тут снегу было по щиколотку, какая тропа.

— Наверное, заблудился.

— М-м, сдается мне, не все так просто, — говорю. — Чутье подсказывает. Видал я людей, что смотрят и не узнают. У меня дед шаманом был, к нему таких часто водили.

— И что, помогал он? — с надеждой смотрела на меня городская.

Кажется, я лишнего сболтнул. Зря.

— Когда удавалось договориться — помогал.

— С кем договориться? — тупила она.

— С духами. И с заказчиками. По цене.

Я закурил сигарету из пачки «Явы», которую слямзил у мужика из кармана. Если скажет, что курить вредно, нагрублю, чес-слово.

Дамочка смотрела на пачку, щурясь.

— Да, это его, — нагло сказал я. — Он вроде не возражает. Я ж его как-никак спас.

— Бери, бери, конечно, — поспешно согласилась она. — А ты можешь его полечить? Я заплачу. У меня есть.

— Я не шаман. Это дед шаманом был, а я механик. Я трактора лечу, не людей.

Я налил ей чаю из казана. Она попробовала.

— Травяной? — спросила.

— Другого не пью. Летом всегда травы собираю.

— А говоришь, не шаман, — гнула дама свою линию.

— В шаманы посвящение специальное проходят.

— Знаешь, — вдруг сердито говорит городская, — ты мне голову не морочь. Я про алтайских шаманов читала. Можно этому учиться, а можно по роду способности получить. Шаман ты, я вижу.

— Вы про это? — Я мотнул головой на стены аила, где были развешаны всякие шаманские прибамбасы: одеяние, головной убор, посох, бубен, курительные трубки. — Все дедово. По роду мне только эти феньки и достались. Способности, как вы говорите, он с собой в могилу унес.

— Ты вот алтаец, а не знаешь. Кому быть шаманом, духи выбирают, а наставник только дополняет и оттачивает знания, которые и так у тебя есть. Обряд посвящения даже не у всех народов обязателен.

— Камланию нужно учиться, — возразил я.

Мне вообще этот разговор не нравился. Чего она давит на меня. Мне с детства тетки не указ, с десяти лет я сам себе хозяин.

— Можно пробовать и так учиться, — не отставала городская. — Ты не видел, как дед камлает?

— Видел, да только он помер, когда мне десяти не было.

— А сейчас?

— Шестнадцать. Почти.

— И ты все забыл, что видел?

— Ну, я же просто так смотрел, глазел, а не учился. Он меня только петь заставлял. Да грамоте натаскивал.

— Как петь? Что? — оживилась дама в бело-розовых трекинговых лаптях за две тыщи, не меньше.

— Да просто, без слов. Мычать и гудеть.

— Горловому пению он тебя учил, да?

Подкованная.

— Мычанию и гудению, — вредничал я. — Да тренькать на варгане.

— Все он тебе передал, — вдруг сердито сказала девица. — А ты не придаешь значения этому, не ценишь. Надо было развивать способности, а ты пошел по легкому пути. Трактора он, видите ли, лечит. Балбес. Мог бы людей спасать!

Я офигел. Во наглая. Сидит в моем доме, пьет из моей кружки — и отчитывает меня, как пацана. Пусть своих детей учит, как родит, ишь. Учителка тоже выискалась. Я таких учителок на зав­трак с яичницей хаваю.

Я почувствовал, как гнев взошел во мне черным тестом и выплеснулся из горла каким-то нутряным, звериным рыком на эту чужую фифу.

— Ыыыыыыыэээээааааааа! — рычало во мне, гудело во мне, грудная клетка трепыхалась, как будто легкие окружали не ребра, а басовые струны. Звук рождался изнутри сам, становился все гуще, ниже, ширился и постепенно заполнил меня целиком, от макушки до низа живота.

И вдруг закончился.

Коты опасливо выглядывали из-под шкуры на моей кровати. Барышня сидела, застыв с наклоненной кружкой в руке, красноватый от чабреца чай капал прямо на крутые бутсы. Она не шеве­лилась.

Кажись, я случайно ввел ее в транс. Упс.

Глава тринадцатая

Маша и медведь

Маша

На стене перед моими глазами висела белесая шкура, от которой я не могла оторвать взгляд. Шкура медленно приближалась, как будто я — кинооператор, снимающий крупный план в мельчайших подробностях. Уже можно было рассмотреть каждую оленью шерстинку, микротрещины на краях высохшей кожи…

Постепенно шкура стала вращаться. Она вращалась все быстрее, и вскоре перед глазами крутился снежный смерч. Я смотрела на него снаружи. Он приближался, рос, но я боялась в него войти, хотя хотелось. Страшно не было, просто какие-то сомнения удерживали меня.

Но я себя уговорила, потому что знала: так надо, — и шагнула внутрь.

Смерч, вместо того чтобы подхватить и понести меня, как от него ожидалось, вдруг распался на снежную взвесь и держал меня, тихонько покачивая. Захотелось закрыть глаза, и я закрыла.

Я больше не сопротивлялась.

Открыла глаза, потому что услышала голос. Он не говорил, а рычал или ворчал, но я понимала, о чем речь. Передо мной мерцала голограмма существа, похожего на медведя.

— Это я. Я забрал его душу.

— Кто ты? — подумала я, и он услышал.

— Дух Алтая.

— Медведь?

— Айу. Это мое