с подозрением двинулась рядом с караваном, принюхиваясь к нашим двум лошадям, явно не соображая, почему котами пахнет, а не видно. Пегая под нами задергалась, Борода вцепился в седло. Тут Бестелесная заметила меня в дурацкой красной клетке, напружинилась вся, глаза загорелись, и ну кульбиты выделывать: подпрыгнет, от ствола кедра оттолкнется, перекувыркнется в воздухе… Ловко, конечно, заглядишься, но при всем при том она с меня не сводит зеленых глазищ и урчит беззвучно — видно, как горло ходит. Я вся сжалась, запаниковала, мозг у меня отключился. А она все смелей, все ближе… И когда совсем вплотную подошла — морда вровень со стременем оказалась, — лошадь дернулась, я со страху потеряла контроль, выбила головой крышку и побежала, не чуя земли.

Вы пробовали убегать от призрака? Не пытайтесь.

Мася

Что-то я все проспал. Укачало. А где мой Виктор? Впереди же ехал. Эй, на помощь, хозяина забыли!

— Тшш, Мась, ты хоть не ори, — попросила Маша. — И без тебя тошно.

Ёшка!

Молчит.

Так, подумать. Нет, не думается. Нет, надо додумать.

Ёшка! Такого не бывало, чтоб не отвечала.

Думай!

Как же она это делала? Как видела меня, когда я был далеко?

Вы пробовали на чем-нибудь сосредоточиться, мотаясь в сумке? Не пытайтесь.

Кажется, остановились. Мимо нас к голове каравана потрусил алтаец, ехавший последним.

— Опять затык какой-то? — спросила Маша

— Девушке плохо, — ответили спереди. — Пусть пока лошади попасутся.

Маша отпустила повод, наш гнедой захрупал травой, качать перестало, и я наконец смог сконцентрироваться и мысленно увидеть Ёшку. Вернее, увидеть то, что видела Ёшка, которая сидела сейчас, вжавшись в ямку под разлапистым корнем кедра-­великана.

Ааааааааа!

— Господи, Мася, имей совесть, ну какая сейчас тебе еда. Терпи до вечера, — сказала Умная Маша.

Где ей было догадаться, что я в этот самый миг стал свидетелем ужасающих событий.

Глава девятая

Бестелесная кошка

Бестелесная кошка

Четыреста лет я живу на этой земле. И только семнадцать из них я ходила, приминая траву летом, шурша листьями осенью, зимой оставляя следы в снегу. Вы знаете, что такое ходить, не оставляя следов? Это значит, что ты не чувствуешь земли, а она не чувствует тебя! Ни бодрящего мороза не чувствуешь, ни речных струй, играющих твоей шерстью. Ни когти поточить, ни подурачиться с пойманным сусликом. А роса? Что может быть нежнее прикосновений росы?

Деревенские кошки сюда ни ногой, это моя территория, а на чужую мне нельзя, так что живого представителя кошачьих я давно не встречала. И вдруг — нате вам — везут. Миниатюрное по сравнению со мной создание, но не худышка, плотненькая такая, энергичная. Я только заглянуть хотела внутрь клетки, а она перепугалась — и бежать. Я лечу за ней, смотрю, как она мчится, удивляюсь и скорости, и точности движений, а в голове одна мысль: вот бы и мне так пробежаться!

Эй, стой, давай поиграем!

Да куда ты рванула? За тем большим кедром граница моих владений. Дальше не я хозяйка.

Виктор

Вы пробовали искать черепаховую кошку в лесу? Не пытайтесь. Она как раз цвета леса.

Ёшка

Я бежала, пока не кончились силы. Потом вжалась под корни старого толстого кедра и смотрела, как Бестелесная ленивыми, невесомыми скачками сокращает расстояние между нами. Вот остановилась, смотрит. Не запыхалась даже, а у меня уже каждый мускул дрожит от гонки. Облизывается, нюхает, подергивает кисточками и коротким, как будто обрезанным, сильным хвостом. Это он, значит, мой последний миг. Почему я? Зачем я выскочила из спасительной переноски? Мася, хоть бы ты был рядом, даже на тебя я согласна…

Это он так заорал в моей голове? Ну спасибо, сильно помог. Или это я заорала?

Наверное, это хоровое исполнение.

Бестелесная кошка

Мне так хотелось к ней подойти поближе, внюхаться в живое, теплое, испуганное. Больше того, мне хотелось быть внутри этого тела — чувствовать, как оно дрожит, сжимается пружиной и разжимается в прыжке, выпускает когти, приземляется на лапы. Как же давно я не ощущала движения мышц, пульсации крови в жилах, стука сердца. А ведь привыкла, верите, привыкла существовать без тела. И страха я давно не испытывала. Чего теперь бояться-то. Только шалости во мне да вредности, да печаль иногда нападет или зависть — вот как сейчас, а настоящих сильных чувств, которые переживает живое существо, даже вспомнить не могу. Как это — когда холодно? А голод — это как?

Хотя то, что я сейчас испытываю, это желание вновь обрести тело, — разве не сродни телесному голоду? Теперь я не могу думать ни о чем другом.

Смешная кошечка ощетинилась, втиснувшись под корни пограничного кедра, выставила передо мной весь небогатый боевой арсенал — мелкие зубы да коготки. Как ей удалось остановиться именно на границе, интересно? Ведь окажись она на несколько шагов дальше…

А вот, собственно, и сосед. Кажется, он ненавидит домашних кошек и тоже имеет виды на малютку.

— Прошу заметить, уважаемый, я ее первая нашла, это моя законная добыча.

— Законы рождаются из глубины веков, как зерно из глубины земли. А ты, значит, решила зеваючи закон сочинить?

— И все же. Пока она на границе, ее никто не может тронуть.

— А мне кажется, кое-кто может.

— Может, пободаемся?

— А отчего ж не пободаться? Подходи ближе, золотко.

Ёшка

Кажется, я просто заплутала в сновидческих мирах и это мне снится, потому как не может быть правдой. Они спорили из-за меня. Стояли друг против друга, разделенные невидимой полосой, скалились и рычали. Бестелесная кошка и бестелесный медведь — черный, косматый, с огромной башкой, поплотнее кошки, но сквозь него тоже видны очертания стволов. Он был похож на настоящего, только страшнее из-за того, что все время менял размеры. Как они собираются драться, если у них нет тел?

Кошка приплясывала, подпрыгивала, играла гибким телом, а медведь вставал на дыбы, топал, рычал, крутил башкой. Поднялся ветер. Чем яростнее спорили духи, тем сильней он дул, и вот уже настоящий ураган гнет кедры, ломает ветки, сдирает листву с кустов. Молотил по земле крупный дождь. Мех Бестелес­ной серебрился от капель, она раздалась в размерах, засветилась, а ее противник обернулся плотной, клокочущей тучей с медвежьими очертаниями, из центра ее вылетела молния, прошла сквозь кошку, опрокинув ее, и обожгла ствол дерева недалеко от моего убежища. Запахло горелым. Кошка закрутилась юлой, потом подпрыгнула, махнула в воздухе когтистой лапой, и на медведя обрушился страшный порыв ветра, удар взвихрил тучу в центре, закрутил смерчем, оторвал от земли и отбросил на несколько шагов. Медведь собрал себя по клочкам, тяжело поднялся и зарычал, гром встряхнул небо. Кошка зашипела, с клыков и усов полетела пена, и дождь сменился снегом. Это продолжалось долго. Я прижала уши, но звуки проникали сквозь ребра, все внутренности у меня тряслись.

Потом то ли силы у них кончились, то ли надоело. Про меня как будто забыли — сидели и смотрели друг на друга тяжелым взглядом, от них шел пар. Остатки грома перекатывались в горах. Густой снег падал на лес, щедро посыпая лохматыми хлопьями деревья, траву и цветы. И меня. Я прикрыла глаза и дышала тихо-­тихо, редко-редко.

Глава десятая

Месть

Виктор

Что-то я не понял. Снег? Ну да, снег. Вообще-то у нас июнь на дворе. Алло, вы там ничего не перепутали? Я, между прочим, в сандалиях.

— Ёшка! Дурная голова, где ты?

Мечусь по лесу, как ошпаренный, не понимаю уже, где я, где конная тропа, где туристическая. Поначалу-то я тропу и не искал — весь был поглощен следопытством. Или следопытанием? А теперь и коху не нашел, и сам заплутал. Еще и снег всё засыпал, представляете? Если тропа