– Это кто?

– Героиня порно романа.

– О, значит ты у нас все-таки богиня секса.

– Ты даже не представляешь насколько. Это такая тактика?

– Ты о чем?

– Ты вообще не в картах. Даже не стараешься.

– Так я и так продую этот раунд, ибо карты дерьмо. Чего стараться зазря?

А вот стараться, думать или хотя бы мухлевать стоило бы. Два раунда продуть малолетке – еще куда ни шло, но, сука, третий уже на подходе. И это охренеть как нервирует. Я не так себе представлял нашу игру. Точнее, я не представлял исход в пользу, уже не скрывающей улыбку, Наташи. И хоть улыбка ей безусловно идет, но мне хочется ее стереть.

И что дальше? Сдержать свое слово после проигрыша и отпустить на все четыре стороны? Черта с два. Пиздабол, так пиздабол. Правда, сегодня и вправду придется отпустить. Ну или очень сильно постараться вытянуть дерьмовую игру в свою пользу.

– Я тут подумал, ты не станешь актрисой, как ни старайся, – ай, как гадко, зато эффективно. Улыбочка померкла, и кое-кто забыл о картах и перевел на меня взгляд.

– Ты ясновидящий?

– Нет. Просто актерская профессия, как минимум, подразумевает под собой уверенность в себе, чего в тебе нет, – да, мне определенно нравится, когда она злится. – Ты стесняешься своего тела. Даже если теоретически предположить, что тебе не придется раздеваться на камеру, у тебя на лице все написано. Ты не сможешь хорошо сыграть. Да и, если уж честно, зачем тебе эта профессия? Наверняка, чтобы заполучить внимание, которого ты были лишена в детстве, а не от дикого желания играть на камеру или на сцене. Что вы скажете на этот счет как психолог, Наталь Санна? – если на три буквы не пошлет, это будет удивительно.

– Ты будешь предпринимать еще попытки не продуть с позорным счетом или уже сдаешься?

– Буду, – тихо произношу я, подмигнув ей.

И все. Моя речь полностью возымела нужный эффект. В какой-то момент стало даже жаль пока еще несостоявшуюся актрису. Третий раунд я все же выиграл. Ну а последующие два даже и стараться не пришлось, теперь уже откровенно дерьмовые карты попались не мне. Кажется, еще никогда я с таким удовольствием не выигрывал. Не дожидаясь ее громкого побега в одном халате с босыми ногами, я резко приподнялся и поставил свой стул около Наташи. Грубовато повернул ее так, чтобы она оказалась сидящей напротив меня, и намеренно положил ладони на подлокотники ее стула.

– Я сказал это все не для того, чтобы тебя обидеть. Просто я очень хотел выиграть.

– Я тоже очень хотела, поэтому дважды смухлевала. Не будь ты так увлечен мною, выиграл бы и первый, и второй раунд. А не будь я такой дурой, то, как бы невзначай, раскрыла халат, показала бы тебе кусок сиськи, и ты бы продул. Жаль, что я дура.

– Думаешь, от куска я бы поплыл?

– Думаю, что тебе не надо так делать.

– Как?

– Отрезать мне пути к отступлению. Ты положил руки по бокам моего стула. Стало быть, давишь на меня. Мне не нравится, что ты доминируешь.

– У мужчины в крови доминировать. Это естественно.

– Нет здесь ничего естественного. Даже если я проиграла, это не значит, что надо мной надо доминировать. Мне не нравится, что ты хозяин положения, так что убери руки и говори свои желания.

Вместо того, чтобы хоть что-нибудь сказать в ответ, я, как привороженный, уставился на ее красные от кусаний губы. Вот, спрашивается, какого хрена? Может, на меня кто-нибудь порчу навел, ибо желание ее поцеловать – граничит с ненормальностью.

Вообще не припомню, когда последний раз целовал женщину. Совершенно ненужное, бесполезное для жизни дело. Тем более для секса. Хотя, если призадуматься, как раз эту малолетку последний раз и целовал. Но сие действие, результатом которого стала моя прокушенная губа, поцелуем в принципе назвать сложно. Удивительно как она не внесла в табу поцелуи.

– Прекрати, Наталь Санна.

– Что? – хороший вопрос.

– Все. Ещё немного и я в тебя влюблюсь.

– И что тогда?

– Пиздец тогда. В предпенсионном возрасте это чревато идиотизмом. Ладно, Наталь, а теперь поднимай со стула свою прекрасную задницу и иди за мной исполнять мои желания. И это не просьба. Не заставляй меня включать злого предпенсионера.

– Если ты попробуешь меня унизить или сделать что-нибудь отвратное, я все брату расскажу.

– Бум считать, что я испугался. Давай за мной.

***

Видать я реально дура, ибо совершенно не понимаю намерений этого мужика. Где-то там глубоко внутри я все же уверена, что он не тронет меня. Хотел бы этого, так и без игры бы обошелся. Только вот на черта мы поднялись к нему в спальню?

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Расслабься. Сказал же, насиловать не буду. Трахать, даже если тебе в итоге захочется – тоже. Сегодня, разумеется, не буду, а не когда-либо.

– Ну и зачем мы тогда пришли к тебе в спальню?

– Чтобы выполнить три моих желания, – закрывает комод и что-то убирает в карман спортивок. – Желание номер один – снимай с себя халат. Это не противоречит твоему условию не быть голой, – тут же добавляет он. Самое дебильное, что находиться в белье действительно не противоречит моему табу. И все-таки я тупая. А, впрочем, ладно. Уже не в первой. Не так уж и страшно быть перед ним в белье. Откидываю халат на кровать. И тут до меня наконец доходит.

– Стой, – выставляю руку вперед, как только Архангельский делает шаг по направлению ко мне. – Я сказала никакого орального секса с моей стороны, а ты… ты… у тебя же есть язык!

– Есть, – улыбаясь, произносит он. – Мадемуазель хочет, чтобы ее всю вылизали?

– Спасибо, обойдусь, у меня дома есть вода. Ее отключают только в июле.

На мой комментарий Архангельский расхохотался на всю комнату. И такой он сейчас… такой… обаятельный сукин сын. Ну, почему он не какой-нибудь урод. И так я залипла сейчас на его улыбке, что не заметила, как он схватил меня за руку.

– Это что такое? – пытаюсь одернуть свою ладонь.

– Что ты имеешь в виду?

– Ни пальцем, ни Чиполином. А палец, так-то, это как бы рука, так что руку от меня убрал.

– Шутишь?

– Нет.