не нажил, то уже можно и не стараться прокачивать мозг. Это ж каким надо быть дебилом, чтобы просить ее продефилировать в белье, если не будет никого продолжения? А его не будет, и не потому, что не могу затащить ее в койку. Могу, и без каких-либо последствий. Только так неинтересно. Трахать того, кто не горит желанием – вообще не мой вариант. Хочу, чтобы сама захотела. И захочет.

Вместо того, чтобы сказать, чтобы свалила с глаз моих долой и надела уже на себя платье, я молча встаю с дивана и подхожу к совершенно пуленепробиваемой с виду Наташе. Удивительно, но она не старается прикрыться руками.

Вдруг осознал, что хочу, чтобы она… взбрыкнула. Да, ее послушность и терпеливость меня сейчас даже раздражают. Но играет она равнодушную особу вполне неплохо. А может, из нее и вправду выйдет хорошая актриса.

– Признаться, я не ожидал, что ты выйдешь в белье. Да еще так быстро, – становлюсь в паре сантиметров от нее. Отвести взгляд от груди становится тяжелее. Ебанутый на всю голову. Можно подумать, баб голых не видел. А эта даже не голая. Однако фантазия работает на ура. Нездоровая какая-то реакция, напоминающая помешательство.

– Было бы еще быстрее, если бы я была чуть догадливее.

– Поясни, – наконец до меня доходит ее ответ.

– Застежка на лифчике спереди. Я думала, ты мне брак купил, – ясно. Не знаю, как заставил себя отвести взгляд от груди и встать сбоку от нее. Лучше бы я этого не делал. Теперь взгляд прикован к ее ягодицам. Вашу ж мать, это не задница, а какой-то ходячий шедевр.

– Тебе нравится это белье?

– Да, – не раздумывая, бросает она, чем еще больше вгоняет меня в ступор.

– Странно, а где взбрыкивания? Например, что грудь просвечивается?

– Она у меня красивая, пусть просвечивается. Главное, что трусы в задницу не впиваются. За них отдельное спасибо, – и все, меня накрыло очередной волной хер пойми чего. Когда она говорит что-то в своем стиле, у меня внутри что-то торкает. Не могу сдержать улыбку.

– А я твою филейную часть только в таких и представлял, – рука сама потянулась к ее ягодицам, но дотронуться не успел. Наташа тут же дернулась, как будто у нее глаза на этом самом шедевре.

– Кажется, у нас был договор. Ни пальцем, ни Чиполином.

– А что Чиполино склоняется?

– Да мне пофиг склоняется или нет. Я ЭГЭ сдала и слава Богу. Ой, вам, наверное, неизвестно, что это такое, да? В ваше сталинское время такого не было, – о, ну наконец-то, истинную сущность за равнодушной терпилой не скрыть.

– Сталинское? Детка, отними из две тысячи четырнадцатого года тридцать девять годиков.

– Ой, по математике я ЕГЭ не сдавала, если честно, я просто списала, поэтому могу ошибиться с вычислениями.

– А ты постарайся, раз хочешь быстрее домой, – прикалывается или реально туго с математикой, но считать начинает на пальцах.

Немного обдумав-таки, выдает:

– Тысяча девятьсот семьдесят пятый.

– Ну и скажи мне, если я родился в тысяча девятьсот семьдесят пятом, тогда кто жил? Точно Сталин?

– Ленин?

– Брежнев. Ну что ж, домой ты не едешь, сегодня тебя ожидает порка за неуд по истории.

– О, а мы уже в школьные предметы играем? Ну тогда, Вячеслав Викторович, давайте уж по очереди. Теперь вы отвечаете, – с серьезным видом произносит Наташа, скрестив руки на груди. – Итак, в доме прорвало сразу две трубы: горячую и холодную. Из холодной трубы в квартиру выливается по семьдесят литров в минуту, а из горячей по двенадцать литров в секунду. Утонут жильцы этой квартиры или сварятся? Что скажете?

– Скажу, что составителям учебников и Наталь Санне больше не наливать.

– О, значит у вас тоже неуд. Итого, все?

– Неа, – демонстративно тяну руку к ее груди. Едва касаюсь пальцем кружева. Руку мне, как ожидалось, не отбивает. – Я если что тебя не трогаю, только ткань. Слушай, а давай минус пятьсот тысяч за статуэтку, если дашь потрогать хоть что-нибудь.

– Нет. Ты вообще умеешь держать слово?

– Пиздабооол, ты меня называла. Пиздабол, а мы с тобою не пара…

– Как хорошо, когда человек самокритичен, – не скрывая улыбку, выдает Наташа и тут же отступает на шаг, когда я в очередной раз провоцирую протянутой рукой. – Ты мазохист, что ли? – переводит взгляд на мою ширинку. – У тебя там… Чиполлино уже подстаивает.

– Подстаивает?

– Ну поплакивает. Имей совесть. Осмотр закончен? Я могу одеваться? – перевожу взгляд на ее лицо. И понимаю, что нет. Не смогу вот так просто отпустить. В голове возникла такая фееричная картинка, что отказаться от нее невозможно ни при каких условиях. Осталось только обыграть эту малолетку. Жаль, что играет она неплохо.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Иди.

Считаю до пяти и иду вслед за ней. Платье натянуть не успела. Ну и отлично.

– Ну что тебе опять надо?! – не сдерживаясь, произносит Наташа, когда я выдергиваю из ее рук платье.

– Накинь халат. У меня к тебе предложение. Ты можешь отказаться, и я отвезу тебя домой. Никах санкций за это не будет.

– Ну и? – раздраженно бросает девчонка, запахивая полы халата.

– Играем в карты пять раз. Кто выигрывает трижды – тот побеждает. Если выигрываешь ты – я списываю тебе долг. Никакой работы домработницей и последствий псевдопсихологички. Проще говоря, я от тебя отстану. Если выигрываю я, стало быть, ты выполняешь три моих желания и прошлое остается в силе. Не спеши отказываться. До игры обговариваешь свои табу. Но уже более продумано, чем в прошлый раз.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я тебе не верю.

– С чего это? Вспомни, сколько раз ты меня обыгрывала. Я тебе не поддавался, кроме того, я не профессиональный игрок. И если ты помнишь, я попал на прием к реальному психологу из-за того, что проиграл в карты. Давай, Наталь Санна, ты ничего не теряешь. Не трусь.

– Чувствуешь?

– Что?

– Чем-то попахивает.

– Может, я тапком в твою блевотину вступил? Да нет, – демонстративно приподнимаю тапок подошвой вверх.

– Попахивает твоим звездежом.

– Ну хоть не пердежом и на том спасибо. Ну чего ты трусишь?

– Я тебе не верю. Ты меня так на бухло развел. И чем это закончилось?

– Можешь