Она тотчас кивнула снова.

Тут он рассказал, как напал на след. Поехал в Чаттанугу за деталью для трактора и зашел в магазин на Маркет-стрит. Хозяин магазина, увидев в нем мужчину основательного и небедного и предположив, что ему хочется выпить, отвел его в специальный погребок, – салуны в этой части города были запрещены. В погребке на полках ровными рядами стояли изящные синие бутылочки с вином из жимолости. Печатные этикетки с золотой лозой жимолости по краям гласили «Джин-морс: самый свежий вкус».

Он вернулся домой (предварительно купив бутылочку, попробовав – и таки да, убедившись, что это вино его жены), спустился в подвал и перебил все бутыли, включая бутыль с деньгами. Только в ней была уже не сотня долларов, а целых шесть сотен.

– Зачем ты прятала деньги? – Он вскочил. – Что собиралась с ними делать?

– Ничего.

– Собиралась сбежать?

– Нет.

– Завела кого-то? Признавайся, собиралась сбежать и оставить меня и детей?

Джин затрясло, подступили слезы, но она приказала своим ногам стоять на месте. Как будто она не слышала этого уже тысячу раз. И теперь сможет выдержать до конца. Просто надо выстоять.

Скромность не берет города.

– Это же все Стокер?

– Нет.

– Поганый Том Стокер.

– Нет, Хауэлл, нет.

– Проклятый «мой-папаша-долбил-золото-в-Джорджии-поэтому-я-могу-сидеть-на-жопе» Том Стокер. Знаешь, мадам, я бывал в Джорджии – и что-то никто там не рассказывал мне о папаше Тома Стокера. Мистер Золотая Жила, тоже мне. Мистер Модные Портки. Поскольку никто там не слышал о папаше Тома Стокера, стоит задуматься – а не делал ли он денежки другим путем.

Джин не двигалась, перестала даже моргать и дышать.

Он наклонил голову и смерил ее взглядом:

– Думаешь, почему этот голодранец не женился?

– Он женился – на Люси.

– Я имею в виду, после ее смерти. У него ведь мальчишка есть. Почему же он снова не женится?

– Он все еще любит Люси.

– Врешь, Джин, знаешь, что это брехня. Он в тебя влюблен.

– Нет.

Хауэлла, казалось, утомила эта череда аргументов, и какое-то мгновение его взгляд блуждал по кухне. Он потер подбородок. Потом снова, еще и еще, пока его светлая щетина не встала торчком, а кожа на щеках не запылала. Сердце Джин екнуло, в ней шевельнулась крошечная надежда. Может, буря миновала? Но нет: он снова повернулся к ней, и взгляд стал еще жестче.

– Я скажу твоему отцу. – Он понизил голос. – Вот что я сделаю.

Надежда растаяла.

Нет, только не это.

Он издевательски улыбнулся. Увидел, значит, по ее лицу, что угроза сработала. Выпрямился, расправил грудь, положил ладони на стол и стал разглядывать ногти – необычно чистые для фермера.

– Если расскажу папаше, он, будь покойна, знает, как все уладить.

– Хауэлл…

– А лучше всего тебя за волосы притащить к дому твоего отца, вот что надо сделать.

– Пожалуйста, не надо.

– Ему-то ты скажешь правду?

Джин стиснула руки под передником, чтобы не дрожали. Она не сбежит, нет.

– Пожалуйста, не говори ему, – шептала она, – не надо.

Хауэлл двинулся на нее, стиснув кулаки, она свернулась на полу. Прежде чем он схватил ее, в голове у Джин успела мелькнуть единственная мысль: хоть бы дети не послушались на этот раз и убежали далеко от дома.

Хауэлл сгреб ее с пола, сжал с такой силой, что ребра едва не треснули. Она с трудом могла вздохнуть. Когда ей показалось, что она теряет сознание, он развернул ее и швырнул через всю кухню. Она отлетела от угла стола и рухнула на пол. Он подошел и встал над женой, тяжело дыша. Она с трудом открыла глаза, его видавшие виды ботинки, все в засохшей грязи, были перед самым лицом. Но на них была еще и кровь – зайца или белки, а может, оленя, которого он незаконно добыл на горе.

Она заговорила через силу, насколько могла спокойно:

– Я копила деньги на колледж Уолтеру.

Ботинки потоптались, потом двинулись к раковине. Она услышала, как течет вода из крана, потом увидела мокрую тряпку перед лицом. Она взяла ее, прижала к затылку: слава богу, крови нет, зато здоровенная шишка.

– Надо было сказать, – буркнул он грубо.

– Я знаю, прости. Какое-то затмение…

Эта ложь про колледж и Уолтера вылетела из нее сама, легко, как шестифунтовый младенец. Какой стыд! Ведь мысль о том, что нужно откладывать деньги для сына, ей и в голову не приходила. Она вечно думала только о себе!

Джин решилась взглянуть на мужа: черты лица сгладились, взгляд затуманился, он мечтательно глядел сквозь нее. Представлял, наверное, как Уолтер поступил в колледж в Джорджии, как окончил его в магистерской шапочке и мантии. Занялся адвокатской практикой или пошел по медицинской части. Хауэлл тряхнул головой, отгоняя мечты.

– Мне не нравятся твои секреты. Жена не должна за спиной мужа деньги припрятывать. Это неправильно.

– Ты прав.

– Я из-за этого выгляжу дураком. – Он опустил глаза и посмотрел на нее, тяжело вздохнув. – Даже не знаю, что с тобой теперь делать, Джин.

Он переместился в другой угол кухни, как будто разговор был окончен, но внутренний голос подсказывал ей, что все не так просто. Не все так просто. Голос, очень похожий на мамин, говорил ей быть начеку, ходить осторожнее.

Хауэлл подал ей руку, и она встала. Чтобы показать ему, что инцидент исчерпан, она изобразила самую лучезарную улыбку, на какую была способна. Достойную Мирны Лой. Он помог ей подняться и погладил по заду, потом собрал разбросанные деньги, аккуратно сложил их и сунул в карман. Она вышла на цыпочках, чтобы позвать детей.

Той же ночью, часов в двенадцать, Джин обнаружила, что постель рядом с ней пуста, и услышала голоса на крыльце. Узнать их было нетрудно: это ее муж и ее отец. Не все слова удалось расслышать, однако она прекрасно поняла, о чем разговор. Они решали, что с ней делать.