– Что? – Я недоверчиво усмехаюсь. – Мне от этого точно не будет больно.

– «Прости, моя неведомая любовь», – цитирует Гвен слова одной из песен Холзи. – «Прости, что была я так слепа».

Я закатываю глаза.

– «Детка, я уйду от тебя», – пою я, улыбаясь Гвен. – «О, детка, ты же знаешь, что я должен от тебя уйти».

– Led Zeppelin! – Гвен таращит глаза. – Поверить не могу. Ты их фанатка? Я всегда думала, что кроме меня их никто не знает!

– Виновна по всем пунктам.

– Ты мне нравишься, – говорит она. – Оставлю тебя себе.

Когда мы входим в закусочную, я замираю на месте.

– Ой, – говорит Гвен, проследив за моим взглядом. Еще бы, невозможно не заметить Нокса, Уайетта и толпу длинноногих девушек в облегающих топиках, в которых я замерзла бы за секунду. Они расположились в одной из ниш в задней части зала. Одна из них, одетая в стиле «разгар лета», устроилась на коленях у Нокса, будто сфинкс.

– Совсем забыла, что они могут быть здесь, – подруга бросает на меня извиняющийся взгляд. – Обычно парни засвечиваются тут перед вечеринкой, когда приходят на ужин.

Взгляд Нокса буквально впивается в меня, словно он хочет сделать рентгеновский снимок моих мыслей. Мне становится крайне неуютно под его пристальным взглядом, и я быстро бросаю взгляд на Кейт. Она спешит за прилавок, одаривает нас мимолетной, напряженной улыбкой, а затем исчезает за дверью на кухню.

– Леви и Эрин вон там, – говорит Гвен, хватая меня за руку и утаскивая за собой. Я стараюсь идти по левую сторону от нее, чтобы не видеть Нокса. Но когда мы проходим мимо ниши с их столиком, он ведет себя так, как будто нас с Гвен вообще не существует. Одна из девушек громко и пронзительно смеется над словами Уайетта, а Нокс говорит: «Друг… с нашей историчкой? Никогда бы не подумал.

– Спасибо, что придержали нам места, – говорю я Леви и Эрину, садясь напротив них. К сожалению, я нахожусь прямо на виду у Нокса, который ненадолго поднимает глаза от своего бургера и косится на меня, прежде чем обнять свою рыжеволосую подружку. Я бы с удовольствием попросила Леви поменяться местами, но это означало бы, что я не контролирую ситуацию, а я уж точно не хочу признаваться в этом самой себе.

– Без проблем, – отвечает Эрин. Он потягивает свой имбирный эль. – Здесь царит веселье.

Гвен прыскает, едва ли не выплевывая глоток лимонада из стакана Леви обратно.

– Эрин. Никто в наши дни не говорит «здесь царит веселье».

Кейт подходит к нашему столу с подносом, полным стаканов.

– Так, значит. У меня есть кола, которую, по словам Уильяма, он не заказывал, – она смотрит в сторону бара, где, как я вижу, сидит Уильям и закатывает глаза, – и чай со льдом, который я не помню, зачем налила. – Мама Гвен делает губы бантиком. – Пощадите.

Я смеюсь:

– Давайте колу мне. Кофеин мне не помешает.

Но Гвен щурится, откидывается на спинку дивана и скрещивает руки на груди.

– Милая моя женщина, я не знаю, – говорит она. Она постукивает пальцем по руке и делает вид, что задумалась. – Что мне думать о вашей работе? Неужели я как платящая клиентка ничего не стою?

– Ты стоишь этого холодного чая, дитя мое, – она ставит его перед дочерью и подмигивает. – Я рада, что впредь ты хочешь платить. Я это запомню.

– О, Боже! Моя мама – шутница! Можно я тебя укушу? – Гвен делает вид, что хочет укусить Кейт, а та со смехом уворачивается, и поднос в ее руке угрожающе покачивается.

Я чувствую о неприятное ощущение в груди и не могу отделаться от воспоминаний о маме. Хотела бы я, чтобы она была хоть немного похожа на Кейт. Чуть нормальнее. Иногда мы дурачились, но это случалось редко. В основном, когда у нее появлялась пара хороших клиентов. Предвкушение следующей дозы приносило ей радость.

Кейт смотрит на часы:

– Если хотите что-нибудь съесть, сейчас самое время. Через двадцать минут сюда придут люди, заказавшие этот столик.

Я заказываю ролл, остальные – по чизбургеру. Мы обсуждаем наши вольные выступления и то, какие мы хотим для них костюмы. Мне даже удается неплохо отгородиться от присутствия Нокса, пока Уайетт вдруг не поднимается со скамейки и не смотрит на нас.

– Эй, домработница, – окликает он. Очевидно, что он пьян. – Можно мне твой номер?

Моя шея багровеет.

– Просто не обращай на него внимания, – бормочет Гвен. – Этот парень – полный идиот.

Именно так я и поступаю. Уайетт еще раз свистит сквозь зубы, как недоразвитый подросток, а затем наконец опускается на скамейку со своей спутницей. Я не понимаю, почему она сразу же не взяла свою дизайнерскую сумочку и не ушла после такого. Более того, ее, похоже, это совершенно не волнует. Она обнимает Уайетта за плечи еще крепче, чем раньше. Невероятно.

Я украдкой смотрю на Нокса. На самом деле, я не хочу этого делать, но не могу сдержаться и все же смотрю. О чем тут же жалею, потому что девушка на его коленях в этот момент что-то шепчет ему на ухо с соблазнительной улыбкой на лице. Нокс резко смеется, поворачивает к ней голову и проводит губами по ее виску.

Я ревную.

Осознание этого факта поражает меня сильно и неожиданно, но я не могу отрицать, что меня пронизывает ледяной холод. В эту секунду я желаю только одного: чтобы того вечера в кинотеатре не было. Он все усложнил.

Я растерянно доедаю ролл, когда изо рта Гвен выпадает огурец, и она удивленно вскрикивает.

– Зацените, – говорит она, кладя смартфон на стол и тыкая в статью в Ice Today. Я удалила приложение новостей, когда уехала из Миннеаполиса. – Джон Питтерс представляет свою новую фигуристку. Он хочет отправить ее на Олимпиаду.

Внезапно земля подо мной начинает трястись. Звон в ушах перекрывает разговоры вокруг, я больше не слышу, о чем говорят Леви и Эрин.

Джон Питтерс.

Мне становится плохо. Один только звук этого имени вызывает у меня головокружение и образы, которые я отчаянно пытаюсь вытеснить. Возникает ощущение, что боль никогда не прекращалась. Я чувствую ее по всему телу.

– Кого?

Это скорее хрип, чем слово, но мне невероятно тяжело произнести его. Я буквально выплевываю его.

Леви проводит рукой по темной бороде и наклоняется над столом, чтобы лучше прочитать статью.

– Кайю Эриксон, – говорит он. – Хм. Не знаю такую.

Я замираю.

Кайю. Мою Кайю.

Она была