и фразы повисают в воздухе недосказанными, и остаётся лишь в последний миг высунуться из окна экипажа и махать, махать рукой всё отдаляющимся фигурам…

В Грумблон экипаж семьи Эшлингов, как и планировалось, прибыл в середине дня – можно было спокойно обустроиться в нумере постоялого двора (пусть всего на одну ночь, но даже столь краткий срок требует кой-какой распаковки запакованного и извлечения увязанного, чтобы самые необходимые вещи были под рукой), пообедать, прогуляться до магазина игрушек, посмотреть, как Джорри презрительно отворачивается от шеренги оловянных солдатиков: «Пф-ф, я давно вырос из таких забав», – и тут же прилипает к витрине, за которой красуются куклы, самые разные: и маленькие скромницы, которых можно усадить себе на ладонь, и великолепные дамы в ореоле кружев, перьев, лент, по росту не уступающие двухлетнему ребёнку.

Альма и гувернёр Охар слегка растерялись из-за внезапного интереса Джорри к куклам. А их подопечный прекратил впечатываться носом в витринное стекло – и принялся тыкать в него пальцем:

– Глядите-ка, водяница! – Джорри весело фыркнул. – Та, которая вот-вот придёт и утопит меня.

Холод змеёй скользнул под дорожную накидку – хотя вокруг по-прежнему был погожий сентябрьский день, один из тех, когда даже ранним утром и поздним вечером ещё не ощущается приближение промозглых дождей и колючего снега.

Альма перевела взгляд туда, куда указывал Джорри.

В витрине на совсем скромной подставке, оттеснённая с авансцены более дорогими игрушками, сидела, слегка заваливаясь на левый бок, тряпичная кукла с распущенными волосами из светлых ниток, со стеклянными голубыми глазами и в простом белом платье, неуловимо напоминавшем старомодную ночную сорочку.

Следующим, что осознала Альма, были боль и белизна. Цепко державшие её за плечи руки гувернёра Охара, уберегавшие от падения, и батистовый платок, которым обеспокоенный Джорри обмахивал её лицо.

– Госпожа Эшлинг, велите позвать помощь?

– Что с вами, сестрица?

Два вопроса вонзились ей в уши с разных сторон. Альма чуть поморщилась, передёрнула плечами, освобождаясь от поддержки, сконфуженно кашлянула:

– Всё в порядке, ничего не нужно. Просто рано встала и взволновалась из-за поездки…

– Так Денлен отменяется? Возвращаемся в «Тёмные Тисы»? – перебил её Джорри почему-то не с разочарованием, а чуть ли не с надеждой.

Глубокий вздох сорвался с губ Альмы: как Джорри будет входить в светское общество, с такими-то манерами?..

Однако сейчас иное было несравнимо важнее:

– Разумеется, нет. И я не успела дослушать: что ты там говорил насчёт некоей водяницы?..

Джорри моргнул:

– Ну, водяница. Что-то вроде утопленницы-топительницы, насколько я понял. Наша кухарка, когда мои шут… кхм, когда мы с ней расходимся во мнениях, вечно бурчит мне в спину что-нибудь то про подкидышей, то вот про водяницу. Припугнуть пытается. Но я не боюсь! – он подбоченился, нелепо гордый собой, как молодой петушок.

– Джорри… – с чувством начала Альма, но не нашлась, как продолжить. Коротко глянула на гувернёра, как бы ища поддержки.

– Молодому господину не пристало пересказывать бабьи сплетни, – занудно вступил тот.

– В первую очередь, молодому господину не пристало изводить своими «шутками» бедную кухарку. И садовника. И горничных. И мальчика-посыльного! – возмутилась Альма.

Джорри покаянно опустил голову – и оставалось лишь гадать, какое выражение лица он от них прятал.

Зато происшествие с куклой и водяницей было забыто.

…Или не было. Альма упорно старалась не думать о кухаркиных страшилках, но светловолосая утопленница не шла у неё из головы. Слишком много воспоминаний всколыхнуло неосторожно оброненное слово – и те поднялись, взбаламутились, как ил с речного дна.

Лошади отдохнули, господа отобедали и прогулялись, юный сорванец получил причитавшуюся порцию и упрёков, и прощальных даров. Экипажу семьи Эшлингов пришла пора пуститься в обратный путь к «Тёмным Тисам».

Прощаясь с Джорри, решившаяся Альма крепко сжала его ладони в своих, подчёркивая важность момента и призывая к серьёзности:

– Ты ведь знаешь, как выглядит рябина и где её найти, верно?

Джорри поглядел на неё с недоумением:

– Сестрица, я хоть и помладше вас, но не вчера выбрался из пелёнок. Конечно, знаю! Два дерева растут за цветником, и ещё одно у чёрного хода, и сколько-то на пути к лугу…

– Хорошо! – теперь уже сама Альма поступилась приличиями и перебила говорящего. – Вижу, знаешь. Молодец. Так вот, можешь пообещать мне кое-что?

Блестящие глаза Джорри расширились, он лишь кивнул.

– Очень тебя прошу, – в голос Альмы вплелась мольба, – пока меня не будет, каждый день после полудня, но непременно до заката срывай хотя бы по одной веточке рябины, приноси в «Тёмные Тисы» и оставляй у порога, ладно? Дворецкому и экономке скажи, чтобы никто эти ветки не убирал, что это мой приказ, – спохватившись, добавила она, вспомнив стремление четы Оданов к порядку.

– Это… это магия? – юный поклонник механики позабыл о разочарованности в «Вестнике Волшебства» и прочих волшебных штуках и подался вперёд, любопытный и воодушевлённый.

– Н-нет. Просто хорошая примета, – ответила Альма со всей безмятежностью, на какую была способна. – Мне было бы спокойнее уезжать, если бы я знала, что в «Тёмных Тисах» всегда будет лежать веточка рябины. Сделаешь это для меня?

– Если таково ваше желание, сестрица… – с лёгким удивлением кивнул Джорри.

Несомненно, попроси она его подложить серебряную монету в поднимающееся тесто, или заплести коням гривы в дурацкие косицы, или насыпать гороха под перины, это вызвало бы у него гораздо больше воодушевления – потому что было бы понятнее или веселее, похоже на его обычное времяпрепровождение. А однообразно обрывать рябину… Ладно бы всю целиком за раз! Это хоть сошло бы за фортель. А так каждый день по одной веточке – никакой неожиданности, никакого остроумия, сплошная унылая рутина. Обитатели «Тёмных Тисов» могут подумать, будто у него совсем иссякла фантазия! Но уж если сестрице так хочется…

Альма удовлетворилась этим удивлённым согласием – едва ли можно было рассчитывать на большее. К тому же Джорри почти никогда не поступал ей наперекор, и сейчас в глубине его глаз не плясали озорные огоньки – был шанс, что он воспринял её слова всерьёз и последует им.

Для закрепления эффекта Альма вновь сжала его руки на прощанье – и приготовилась отпустить. Всё важное было сказано, далее их пути расходились.

Но теперь уже сам Джорри удержал их рукопожатие:

– Милая сестрица, вы ведь вернётесь к празднику урожая? – он с грустной надеждой всматривался в её лицо. – Вы говорили, мы вместе поедем глядеть на сельское веселье!

Бедный, как же скучно ему, наверное, в «Тёмных Тисах»… Особенно теперь, когда его мать в положении, и почти все помыслы старших Эшлингов посвящены этому и друг другу, а Джорри скоро перестанет быть младшим членом семьи, должен будет привыкать к накладывающей определённые обязательства роли старшего брата. Да и вообще ко взрослости – он ведь хозяин «Свартурхуса»! А тут вдобавок его родственница-приятельница уезжает. Есть отчего приуныть. Вон как неуклюже нахохлился, словно искупавшийся в луже воробей.

– Почти наверняка, – ободряюще улыбнулась ему Альма. –